Петр 1 добрый или злой гений. Пётр Первый: злой или добрый гений русской истории? Иван Медведев Петр I


Глава I
Детство и юность царевича

Как только первые лучи восходящего солнца позолотили купола кремлевских соборов, православный благовест известил народ российский о рождении царевича, которому астрологи предсказали великое будущее. На дворе занималось утро 30 мая 1672 года .

Особенно радовался рождению сына его отец – самодержец всея Руси Алексей Михайлович Романов по прозвищу Тишайший. Женатый вторым браком на Наталье Кирилловне Нарышкиной, он надеялся на более здоровое потомство: его сыновья от первого брака – Федор и Иван – имели явные признаки вырождения династии. При крещении младший царевич получил имя Петр и оправдал надежды счастливых родителей: рос здоровым, сильным, красивым, подвижным и жизнерадостным ребенком, впрочем, вполне обычным, не проявляя никаких особенных дарований. Как тысячи других мальчиков того времени его в первую очередь интересовали военные забавы, для которых юный царевич располагал полным игрушечным арсеналом – саблями, пиками, бердышами, луками, стрелами, пищалями, лошадками, барабанами, знаменами… По традиции товарищами его игр становились сверстники из самых знатных боярских родов.

Петру не исполнилось и четырех лет, когда скоропостижно скончался его отец Алексей Тишайший. На московский престол взошел старший сын почившего царя – Федор, мальчик 14 лет, страдающий тяжелой формой заболевания ног. У трона юного царя началась борьба за власть между его родственниками по материнской линии Милославскими и влиятельным министром двора Артамоном Матвеевым, воспитателем и благодетелем матери Петра, за которым стоял клан Нарышкиных. Противостояние закончилось падением Матвеева и удалением Нарышкиных от двора. Наталья Кирилловна поселилась с сыном в подмосковном селе Преображенское.

Болезнь Федора прогрессировала. Ноги молодого царя распухли так, что он почти потерял способность двигаться. Незадолго до своей смерти Федор простил Артамона Матвеева, повелел вернуть его и братьев Нарышкиных из ссылки. Федор процарствовал шесть лет, успел жениться два раза, но потомства не оставил.

Перед Боярской Думой встал вопрос: кому быть царем – Ивану или Петру? Первому на тот момент было пятнадцать лет, второму – десять. Федор не оставил четких указаний, кто из его братьев наследует московский трон. Слабоумный и полуслепой Иван не то что государством, собой был управлять не в состоянии. Петр еще слишком юный. Несмотря на малолетство младшего царевича, большинство бояр и патриарх Иоаким держали его сторону. Некоторые указывали на первородство Ивана. Чтобы окончательно решить вопрос, бояре с патриархом вышли на Красную площадь и спросили глас народа. Слабоумие Ивана было широко известно. Следуя здравому смыслу, народ прокричал за Петра. По традиции регентшей юного царя стала его мать Наталья Кирилловна. Нарышкины снова оказались у власти. Поскольку Наталья Кирилловна была далека от политики и ничего не понимала в управлении государством, она срочно вызвала в Москву своего покровителя Артамона Матвеева. Над Милославскими нависла угроза. «Кипятить заговор» они начали немедленно – в день похорон Федора.

Вопреки обычаям московского кремля на траурную церемонию явилась царевна Софья, единоутробная сестра покойного, которая неотлучно находилась при Федоре последние годы его жизни. Статус не позволял ей присутствовать на похоронах царя. Но умная, ловкая, энергичная и очень честолюбивая Софья решила выступить не только против старых обрядов. Причитая при большом скоплении народа, она голосила о «зложелательных» врагах, отравивших царя Федора, намекала на незаконность избрания царем Петра в ущерб старшему брату Ивану, жаловалась на тяжкую сиротскую долю, просила отпустить ее живую в чужие земли христианские, если в чем провинилась… Разыгранный Софьей политический спектакль произвел на толпу сильное впечатление – русский народ всегда сочувствует обиженным властью.

Восшествие на престол Петра совпало с волнениями в стрелецком войске. Созданное еще при Иване Грозном, оно превратилось в особую воинскую касту. В мирное время стрельцы несли полицейскую и караульную службу, сопровождали царских особ, тушили пожары. Жили они в специальных слободах с семьями, в свободное от необременительной службы время занимались привилегированной беспошлинной торговлей, ремеслами, промыслами, регулярно получали от казны щедрые подарки деньгами и продовольствием. Стрельцов легко было отличить на улицах по ярким кафтанам, красным поясам, сафьяновым сапогам и бархатным высоким шапкам с собольими опушками.

Но еще при Федоре жизнь стрельцов начала меняться в худшую сторону: они лишились не только части своих привилегий, но и столкнулись с произволом и алчностью своих начальников. Пользуясь слабостью царской власти, стрелецкие полковники присваивали жалованье своих подчиненных, использовали их на работах в собственных поместьях, вымогали взятки, подвергали жестоким наказаниям.

Пострадавшие стрельцы подали Наталье Кирилловне челобитную с требованием наказать своих командиров. В противном случае они грозили расправиться с ними собственноручно. Нуждаясь в поддержке стрелецкого войска, мать Петра распорядилась взять под арест шестнадцать полковников и вывела из правительства неугодных стрельцам бояр. Но эта уступка только еще более разожгла стрелецкие страсти. Осознав свою силу, они не пожелали дожидаться расследования и официального суда над арестованными, угрожая восстанием, потребовали выдать им полковников на немедленную расправу. Патриарх Иоаким безуспешно пытался уговорить стрельцов дождаться царского суда, справедливо полагая, что стрелецкий самосуд послужит дурным примером и поводом всеобщего неуважения к власти. Наталья Кирилловна пребывала в полной растерянности. Как никогда в это неспокойное время она нуждалась в поддержке Артамона Матвеева, который задерживался на пути в Москву. Неспособная усмирить волнующихся стрельцов, она последовала малодушному и неразумному совету Боярской Думы: выдала арестованных на самочинную расправу.

Обвиняемых в злоупотреблениях полковников публично бросали на землю, били батогами (палками) и секли плетьми до тех пор, пока стрельцы не посчитают наказание достаточным. К особенно ненавистным начальникам жестокая процедура применялась несколько раз. Под крики и стоны истязаемых стрельцы оглашали явно завышенные суммы денег, которые задолжали им бывшие командиры. Экзекуция продолжалась до тех пор, пока стрельцы не получили с них все, что требовали.

Почувствовав свои силу, стрельцы совсем распоясались: пьяными толпами бродили по Москве, притесняли горожан, грабили купеческие лавки, грозили расправой ненавистным боярам, пытавшихся призвать их к дисциплине начальников сбросили с каланчи. Страсти в Москве накалялись.

Милославские быстро сообразили, как воспользоваться горючим материалом в своих интересах. В стрелецких слободах появились слухи, что Нарышкины не только отравили царя Федора, но и задумали извести царевича Ивана, что Петр вовсе не сын Алексея Тишайшего, а плод блуда царицы, ее брат Иван Нарышкин намеревается стать царем, одевал царские одежды, садился на трон и примеривал венец; новая власть намерена в ближайшее время усмирить стрельцов самыми крутыми мерами, окончательно лишить привилегий, покончить с их самоуправством и вольностями, перевести стрелецкие полки подальше от столицы… Слухи подкреплялись раздачей денег и щедрыми обещаниями.

Как манны небесной ждала Наталья Кирилловна Артамона Матвеева. Приготовились к встрече и Милославские. Чтобы усыпить бдительность Матвеева, делегация стрельцов встретила его хлебом-солью. Влиятельные бояре с самых разных сторон оказывали ему знаки уважения и признания, как будущему фактического правителю государства российского.

Артамон Сергеевич Матвеев – личность удивительная, один из первых русских людей, кто живо интересовался достижениями западного мира в то время, когда все заграничное воспринималось в московском государстве как крайне враждебное и вредное влияние погрязших в ереси католиков и протестантов. Одно то, что он был женат на шотландке, не укладывалось ни в какие русские средневековые рамки. Обставленный по-европейски дом Матвеева, вероятно, был первым русским светским салоном, где собирались самые просвещенные люди того времени. Широко образованный, владеющий несколькими иностранными языками, в том числе греческим и латинским, он собрал обширную библиотеку и немало положил трудов в деле распространения в средневековой Московии европейской культуры и науки, уделяя особое внимание медицине, истории, книгоизданию, театру. Искусный дипломат, царедворец и воин, Матвеев в свое время командовал стрелецким войском, потому хорошо знал забродившую среду. Нарышкины и их сторонники надеялись, что он укротит стрельцов, а потом станет наставником и руководителем юного Петра. Однако, партия Милославских не дремала. К перевороту все было готово, осталось только поднести запал к пороху.

15 мая 1682 года по стрелецким кварталам проскакали всадники, на ходу выкрикивая страшную весть: «Нарышкины задушили царевича Ивана!». Стрельцы ударили в набат и со всех сторон, в полном вооружении, побежали в Кремль, чтобы покарать ненавистных бояр. Приказ запереть кремлевские ворота запоздал. Опрокинув караульные посты, убивая по пути боярских холопов, толпа разъяренных стрельцов ворвалась в Кремль. Повсюду раздавались их вопли: «Царевич Иван убит! Смерть Нарышкинам! Требуем выдачи душегубов, иначе всех предадим смерти!».

В Грановитой палате только что закончилось заседание Думы. Заслышав бушевание толпы, большая часть думских бояр в ужасе заметалась, попряталась по самым отдаленным углам дворца. Чтобы развеять ложный слух и успокоить беснующихся стрельцов, Матвеев, сохраняя полное самообладание, посоветовал Наталье Кирилловне вывести обоих царевичей на Красное крыльцо.

Появление живого и невредимого Ивана охладило пыл стрельцов. Самые проворные из них подставили к крыльцу лестницу, вскарабкались прямо к царевичу. Убедившись, что здесь нет подмены, и Иван ни на кого не имеет злобы и ни на что не жалуется, взбунтовавшееся войско окончательно притихло. За царевичами и царицей стояли патриарх Иоаким, Артамон Матвеев, начальник Стрелецкого приказа Михаил Долгорукий и несколько других знатных бояр. Матвеев сошел с крыльца и обратился к стрельцам с дружеской речью, напомнил им одержанные вместе с ними славные победы на поле брани, напомнил о данной всенародно выбранному царю Петру присяге. Казалось, инцидент исчерпан и можно было ожидать, что стрельцы разойдутся по домам, но тут в толпе раздались крики: «Пусть младший брат отдаст корону старшему, не дадим в обиду Ивана! Нарышкины и Матвеев отравили царя Федора, смерть им! Царицу Наталью – в монастырь!» Стрельцов вновь охватила ярость, многие из них напились водки для храбрости, доводы рассудка уже никого не могли вразумить, толпа жаждала крови.

Патриарх Иоаким стал уговаривать бунтовщиков утихомириться и разойтись по домам, но его мало кто слушал: среди стрельцов было много раскольников . Видя, что уговоры бесполезны, Михаил Долгорукий пригрозил им виселицей и колом за неповиновение. Эта угроза оказалась последней каплей, переполнившей чашу стрелецкой ненависти.

Охваченные бешенством, несколько человек взбежали на крыльцо, схватили Долгорукого и под вопли толпы «любо! любо!» сбросили его на подставленные стрелецкие копья. Изрубив бердышами тело Долгорукого на куски, стрельцы вцепились в Матвеева. Тщетно Наталья Кирилловна и князь Черкасский пытались защитить его. Царицу бесцеремонно отпихнули, князя избили, после чего Матвеева сбросили на пики вслед за Долгоруким и также раскромсали тело. Под ликующие вопли мятежников Наталья Кирилловна в ужасе увлекла царевичей во внутренние покои Кремля. Во время этой жуткой сцены юный Петр не издал ни единого звука, лицо его оставалось бесстрастным, тело неподвижным. Вероятно, потрясение было настолько большим, что десятилетний мальчик находился в полной прострации.

Стрельцы ворвались во дворец, и началась резня согласно заранее составленному списку, в котором значилось более сорока имен. Беготню, треск взломанных дверей, вопли, брань, стоны, причитания и мольбы о пощаде заглушал доносящийся с улицы бой стрелецких барабанов. Стрельцы обыскивали каждый угол, заглядывали в сундуки, вспарывали перины, тыкали копья под кровати… Даже храмы не могли защитить обреченных… Обнаружив очередную жертву, мятежники убивали ее с изощренной жестокостью, некоторых перед смертью жестоко истязали, цинично глумились над трупами. Море ярости и крови выплеснулось на городские улицы. Начались погромы правительственных учреждений, убийства и грабежи богатых горожан, чиновников, случайного люда…

К вечеру на Москву обрушилась буря, казалось, наступает конец света… Оцепив плотным кольцом караулов Кремль и прилегающие к нему районы, стрельцы, чувствуя себя полными хозяевами города, отправились по домам праздновать гибель своих врагов. Но это был еще не конец кровавой драмы… Оставался в живых Иван Нарышкин, брат Натальи Кирилловны, которого стрельцы особенно ненавидели за надменность, заносчивость и любовь к власти.

Явившись в Кремль на следующий день, бунтовщики предъявили ультиматум: или им выдадут братца царицы, или они вырежут всех бояр, которые избежали смерти накануне. Это не было пустой угрозой, все понимали, что после вчерашней резни стрельцам терять нечего. Уцелевшие бояре на коленях умоляли Наталью Кирилловну принести брата в жертву ради спасения многих других жизней, возможно, в том числе ее собственной и юного Петра.

Все это время Иван Нарышкин прятался под грудой матрасов в комнате младшей сестры Петра Натальи. Приняв тяжелое вынужденное решение, царица распорядилась привести брата, который мужественно выслушал решение своей судьбы. Исповедовавшись и причастившись, он спокойно вышел к своим палачам.

Торжествующие стрельцы схватили Нарышкина за волосы, потащили волоком пытать в застенок, требовали признания, что он покушался на жизнь царевича Ивана. Брата царицы подвесили на дыбу, секли кнутом, жгли каленым железом, ломали ребра и суставы, но он так и не признал свою вину. Истерзанного и переломанного его публично подняли на копья, разрубили на куски, вывалили их в грязи и накололи на колья для всеобщего обозрения. Ивану Нарышкину было всего 23 года.

Террор продолжался еще несколько дней. Наталя Кирилловна ухаживала за свалившимся в горячке Петром и трепетала от страха за свое и будущее сына. Уничтожив шестьдесят бояр, бунтовщики взяли паузу и, угрожая дальнейшими расправами, потребовали, чтобы царствовали оба брата, причем Иван, как старший, стал первым царем, а Петр – вторым. Дума и патриарх безропотно подчинились и даже привели положительные примеры двоевластия из истории Спарты, Египта, Византии. Но кто реально будет править страной? Иван слабоумен, Петр – еще ребенок. Стрельцы пожелали, чтобы регентшей стала принцесса Софья. Все ключевые посты в государстве заняли ее сторонники. Наталью Кирилловну с Петром вновь удалили в Преображенское. Оставшихся в живых Нарышкиных и их сторонников сослали, другие бежали из Москвы сами. Победа Милославских была полная. Стрельцы пировали в Кремле, Софья собственноручно обносила их вином из кремлевских погребов.


Кровавые сцены стрелецкого бунта не могли не сказаться на психике юного Петра. Жуткая гибель близких ему людей преследовала его всю жизнь, сказалась на формировании личности – юный царь рос нервным, невыдержанным, беспокойным, впечатлительным мальчиком, склонным к проявлению безудержной ярости и жестокости. Его преследовали ночные кошмары, в минуты гнева лицо сводила гримаса судорог, участились приступы эпилепсии, которой он страдал, вероятно, от рождения.

В Преображенском Петр оказался предоставленным самому себе, не связанный дворцовым церемониалом, мог позволить следовать своим природным наклонностям, что впоследствии составило его яркую индивидуальность. Военные забавы продолжали поглощать все его внимание, появились новые товарищи для игр – худородные сыновья дворовой челяди. Большинство мальчиков любят играть в войну, а маленький царь имеет возможность играть в почти настоящую войну. Очень скоро деревянные сабли и пищали потешная гвардия Петра поменяла на боевое оружие, вплоть до пушек.

Рослый, сильный и выносливый, юный царь интересовался ремеслами, целыми днями пропадал в кузнице. Вид раскаленного железа, россыпь искр завораживали его. Народ дивился чудачествам Петра – не царское это дело махать молотом да палить из пушек в компании с конюхами и холопами.

Петра опекали его дядьки (воспитатели) Борис Голицын и Тихон Стрешнев. Последнего он почитал за отца. Молодому царю симпатизировали, старались быть ему полезными пострадавшие от стрельцов представители знатных фамилий – в первую очередь Долгорукие и Ромодановские. Когда Петру было четырнадцать лет, Яков Долгорукий, заметив его новую страсть к заморским техническим диковинам, рассказал ему о приборе, с помощью которого «можно измерять расстояния, не сходя с места». Петр загорелся, попросил достать ему такой инструмент. Долгорукий, побывавший с дипломатической миссией во Франции, привез царю обещанный подарок – астролябию. Петр тут же попросил показать, как пользоваться столь удивительным прибором. Ни Долгорукий, ни никто другой из окружения молодого царя не имел об этом ни малейшего представления. Положение спас личный врач Петра, немец, который обещал поспрашивать знающих людей в Немецкой слободе, где проживали иностранцы. В следующий свой визит доктор привел с собой голландца Франца Тиммермана, плотника и купца, обладавшего некоторыми знаниями по инженерной части, но Петр ничего не понял из объяснений голландца – он не знал ни арифметики, ни геометрии. До сих пор серьезным образованием Петра никто не занимался, читал он с трудом, писал и того хуже. Со дня знакомства с Тиммерманом в нем пробудилась еще одна могучая страсть на всю жизнь – к знаниям. Голландец не только стал его учителем, но и товарищем, хотя был старше своего ученика почти на тридцать лет. В учебе Петр проявил усердие и блестящие способности. Тиммерман не обладал обширными познаниями, преподавание сводилось к простому изложению основных правил арифметики и геометрии, но его ученик все схватывал на лету, до многих премудростей науки доходил собственным умом. С особенным интересом он выслушал курс по фортификации и строительству крепостей; полученные знания немедленно принялся применять на практике.

В окрестностях Преображенского села вырос целый военный городок – казармы, арсеналы, фортификационные сооружения. На берегу Яузы была возведена крепость Пресбург. Военные игры Петра приобретали все более серьезный характер, росло число потешных солдат, шла закупка оружия. В службу к молодому царю принимались все желающие из окрестных сел Семеновское, Измайлово, Воробьево, не взирая на «породу», лишь бы новобранцы имели охоту к военной науке, были старательны в учении, сообразительны, шустры и исполнительны. Наряду с конюхами и холопами тактику боевых действий постигали отпрыски знатных московских родов – будущий фельдмаршал Михаил Голицын начал военную карьеру барабанщиком, впрочем, как и сам Петр. Командирами «потешных робят» в ратном деле стали преимущественно иностранные офицеры, которые привлекались через Бориса Голицына, имевшего в Немецкой слободе обширные связи. В 1987 году из солдат, обученных по западным образцам, Петр сформировал два батальона, из которых позже выросла русская гвардия – Преображенский и Семеновский полки.

Естественно, все это не могло не беспокоить Софью и находящихся у власти Милославских, хотя внешне они не проявляли особой озабоченности, представляли стрельбу в Преображенском сумасбродным дурачеством. Умная и весьма амбициозная Софья, мечты которой простирались до самого царского венца, не могла не понимать, что батальоны сводного братца могут помешать ее головокружительным планам. Но при всем желании она не могла запретить «потехи» Петра. Он являлся царем, все распоряжения по закупке оружия, обмундирования, комплектованию новобранцев проводились официальными грамотами через Думу и Приказы. Не выполнить требование царя – равносильно смертному приговору. Также Петр пополнял свои арсеналы через посредников в Немецкой слободе в форме подарков от иноземцев, которые вообще не подлежали контролю со стороны правительства.

Решить проблему Петра, на которого работало время, Софья могла только одним способом – устранить подрастающего соперника и самой стать полновластной самодержицей. Брата Ивана, первого царя, власть совершенно не интересовала, больше всего он желал жить частной жизнью в загородной усадьбе. Снова опереться на стрельцов в полной мере регентша уже не могла: многие из них были недовольны ее правлением, другим новый переворот казался слишком рискованным. Попытки осторожно прощупать почву на предмет восшествия на престол оказались удручающими: патриарх Иоаким ответил категорическим отказом, бояре и в кошмарном сне не могли себе представить женщину на московском троне – это совершенно не укладывалось в русские монархические традиции конца XVII века. Но Софье, вкусившей сладость власти, теперь очень трудно было от нее отказаться.

Осматривая Измайловские амбары на предмет всяких ему интересных и полезных вещей, Петр наткнулся на старый подгнивший морской бот, принадлежавший его деду Никите Ивановичу Романову, использовавшийся когда-то для прогулок по Москве-реке. Эта встреча оказалась судьбоносной не только для Петра, но и для всей страны. Он заворожено рассматривал острый киль, изящные обводы бортов, вздернутый нос. Ничего подобного раньше молодой царь не видел. Тиммерман объяснил, что подобные суда используются в военном флоте при больших кораблях для связи, перевозки грузов, разведки берегов, высадке десанта, спасении экипажа при кораблекрушении. Особенно Петра поразило то, что в отличие от поморской ладьи бот способен плавать как по ветру, так и против него. Сильно удивленный, он воспламенился идеей отремонтировать судно, оснастить и лично опробовать все его возможности. Но есть ли сведущие в этом деле люди? Тиммерман знал таких. В Немецкой слободе проживал промышлявший столярным ремеслом голландец Карстен Бранд, который еще при Алексее Тишайшем принимал участие в строительстве первого и единственного русского военного корабля «Орел», сожженного Степаном Разиным на Оке прямо у пирса. Бранд быстро привел бот в порядок, который опробовали на Яузе. Узкая река мало подходила для морских маневров – бот то и дело упирался в ее берега. Местный Просяной пруд тоже оказался недостаточно просторным для нового увлечения молодого царя, охватившее его властно и стремительно, на всю жизнь. Он приказал доставить бот на Переславское (Плещеево) озеро, находящееся в ста двадцати верстах от Москвы. Здесь под руководством Бранда он постиг науку управления парусами и решил построить еще несколько судов.

Наталья Кирилловна тревожилась за своего обожаемого Петрушу: ему шел семнадцатый год, сынуля вымахал ростом без малого в три аршина , а все не угомонится, балуется потехами, словно дитя малое. Надо бы его женить. Остепенится, за ум возьмется. Сыскала и невесту – Евдокию Лопухину, девицу пригожую, ладную, воспитанную по канонам «Домостроя» , рода небогатого, но древнего и весьма многочисленного. Последнее обстоятельство было особенно важным – изрядно порубленный стрельцами клан Нарышкиных нуждался в новых союзниках. Петр входил в зрелые лета, и если Софья добровольно не уступит младшим братьям власть, начнется новая борьба за московский трон.

Петр не стал противиться воле матери, которую очень любил. Свадьба состоялась в конце января 1689 года. Но как только весной сошел снег, он, оставив молодую жену в Преображенском, вновь уехал на Переславское озеро. Корабли интересовали его много больше женщин.

Время от времени Петр обязан был присутствовать на заседаниях Боярской Думы, православных праздниках, принимать участие в торжественных дворцовых церемониях. Он с воодушевлением пел на клиросе в храмах, но терпеть не мог бесконечные и утомительные кремлевские ритуалы, которые по мере возможности старался избегать.

Работы по строительству судов на Переславском озере шли полным ходом. Петр работал с увлечением и азартом, но в середине лета по настоятельной просьбе матери ему пришлось вернуться в Москву для участия в празднике иконы Казанской Божьей Матери. После службы в Успенском соборе полагался крестный ход, в котором принимали участие обычно мужчины. Раньше для Софьи, как соправительницы, делалось исключение. Но на этот раз Петр сказал сестре, чтобы она удалилась. Это был прозрачный намек на то, что молодой царь готов взять управление государством в свои руки. Софья молча проигнорировала слова оперившегося брата, взяла в руки икону Божьей Матери и возглавила торжественное шествие. Петр в бешенстве покинул Кремль.

В еще большей степени его возмутили торжества по случаю возвращения из похода на Крым Василия Голицына , фаворита Софьи. Несмотря на провал военной компании, правительство, сохраняя лицо, объявило ее победой и не скупилось на щедрые награды за сомнительные подвиги. Петр демонстративно отказался участвовать в дешевом фарсе. Когда фаворит в сопровождении соратников прибыл в Преображенское за выражением царской благодарности, молодой царь даже не принял их. Теперь Софья вспыхнула гневом.

Провоцируя конфликт, Петр следовал советам Бориса Голицына и вернувшегося из ссылки Льва Нарышкина, которые решили заявить о правах молодого царя. Самого Петра в это время интересовали только работы на верфи. Будь его воля, он немедленно бы вернулся на Переславское озеро, но теперь было не до строительства кораблей. Обстановка накалялась с каждым днем. Борис Голицын полагал, что жаждущая единоличной власти Софья задумала погубить Петра. Софья опасалась внезапного нападения на Кремль преображенских батальонов. Два враждующих лагеря внимательно следили друг за другом.

Вечером 7 августа в кремлевских палатах находят подметное письмо. В нем сообщалось, что ночью Петр готовится напасть на Кремль, чтобы расправиться с Софьей и царем Иваном. Софья немедленно приняла меры: приказала запереть все ворота, стянула для защиты правительства семьсот стрельцов. Среди них находились и тайные сторонники Петра, которые решили, что Софья решила атаковать Преображенское. Они немедленно поспешили известить царя о смертельной опасности.

Петра разбудили глубокой ночью. Вероятно, в его памяти пронеслись жуткие картины стрелецкого бунта семилетней давности. Молодого царя охватил животный ужас, лицо перекосил нервный тик. В панике он сорвался с кровати, бросился в конюшню, в одной рубашке вскочил на лошадь и скрылся в ближайшем лесу. Гавриил Головкин, постельничий Петра и будущий канцлер империи, нашел своего господина зарывшимся в зарослях кустарника в крайне растерянном и подавленном состоянии. Лихорадочно облачившись в принесенную одежду и сапоги, Петр поскакал в Троице-Сергиев монастырь. Совершенно без сил он добрался туда рано утром. Монахи сняли его с коня, подхватили под руки, уложили в постель. Но спать Петр не мог, то и дело вскакивал, метался из угла в угол. Когда явился настоятель монастыря архимандрит Викентий, он разрыдался, трепещущим голосом попросил о защите и покровительстве. Архимандрит ласково успокоил царя, заверил, что за стенами Троицы он находится в полной безопасности.

Вечером того же дня в монастырь прибыл Борис Голицын. Он сообщил Петру, что к Троице следуют преображенские батальоны, на сторону царя перешел Сухаревский стрелецкий полк, что предвидел подобное развитие событий, располагает планом действий и уверен в благополучном исходе дела. Хладнокровие и уверенность дядьки помогло Петру вернуть самообладание. Нервному, излишне впечатлительному царю, подверженному резкой смене настроения, в будущем пришлось прилагать колоссальные усилия, чтобы воспитать в себе мужество, решительность и отвагу.

Соотношение враждующих сторон на тот момент было семь к трем в пользу Софьи, но Борис Голицын считал, что половину стрельцов и полки иноземного строя можно перетянуть на сторону Петра. Из Троицы в Москву помчались гонцы с царскими грамотами. Царь приказывал всем стрелецким полковникам и выборным стрельцам по десять человек от каждого полка немедленно явиться к нему для решения важного государственного дела. Софья объявила царские грамоты подметными и под страхом смертной казни запретила стрельцам трогаться с места; держала перед ними сильную речь, призывала к верности.

Софья предприняла несколько попыток уговорить брата вернуться в Москву, объяснила, что вызвала стрельцов под стены Кремля для собственного сопровождения на богомолье, предлагала кончить дело миром. Петр не реагировал. Тогда она отправила в Троицу самого авторитетного переговорщика – патриарха Иоакима. Это решение оказалось для нее политической ошибкой: патриарх остался у Петра, выразив ему поддержку.

Стрелецкие полки пребывали в нерешительности и сомнениях – ставкой в распрях царской семьи были их головы. В таком рискованном положении правильный выбор надо делать быстро. В конце августа пять стрелецких полков перешло на сторону Петра, их полковники дали показания, что глава Стрелецкого приказа Федор Шакловитый подбивал их учинить дворцовый переворот с целью посадить Софью на трон. Петр потребовал выдачи Шакловитого для розыска дела о государственном преступлении. Софья ответила категорическим отказом.

Вслед за стрельцами повеление царя явиться под его очи получили и командиры полков иноземного строя. Полковник Патрик Гордон показал царскую грамоту Василию Голицыну, своему непосредственному начальнику, просил его совета, но фаворит Софьи не сказал ничего определенного, был растерян и бездеятелен. Иностранные командиры решили, что будущее за Петром и уже на следующий день целовали руку царя, который каждому поднес чарку водки, в том числе и представленному ему полковнику Францу Лефорту, который в скором времени стал его ближайшим другом и наставником.

Чаша весов политического противостояния стала явно склоняться в сторону Петра. Оставшиеся в Москве стрельцы явились в Кремль и, угрожая Софье бунтом, потребовали выдать царю Федора Шакловитого – он должен был стать их искупительной жертвой, которая утолит гнев царя за невыполнения приказа. Окружавшие Софью бояре упали ей в ноги, заголосили, что все они пропадут, если она не уступит. Горожане, опасаясь новой резни, укрылись за крепкими засовами. Софья в безвыходном отчаянии уступила мятежным стрельцам. Шакловитого доставили в Троицу, где под пытками он признал, что замышлял поджечь Преображенское и в суматохе, под шумок, убить царицу Наталью Кирилловну, но обвинения в подготовке покушения на жизнь царя отрицал. После пяти дней допросов и истязаний его публично казнили с двумя сообщниками, трех других высекли кнутами, подрезали им языки и выслали в Сибирь.

События принимали необратимый характер, спасая свои жизни, сподвижники правительницы покинули ее. Стрельцы в массовом порядке перешли на сторону Петра. Василий Голицын явился в Троицу с повинной. Жизнь фаворита Софьи висела на волоске – Шакловитый дал показания и против него. Благодаря хлопотам двоюродного брата Бориса низложенный фаворит отделался ссылкой. Софья по приказанию царя удалилась в Новодевичий монастырь.

Два месяца спустя после панического бегства из Преображенского Петр торжественно вступил в Москву. Остававшиеся до последнего часа верными Софьи стрельцы в знак покорности и уповая на милость государя, легли вдоль дороги на плахи с воткнутыми топорами. Петр великодушно простил их.

В Кремле его встречал брат Иван, который все это время сохранял нейтралитет. Два царя обнялись. Толпа ликовала и плакала от умиления. Петр всегда очень тепло относился к больному старшему брату.


Глава 2
Молодость царя

Петр стал полновластным царем, но власть его не интересовала. Всеми государственными делами он предоставил заниматься ближнему окружению своей матери – Льву Нарышкину, Борису Голицыну, Тихону Стрешневу, а сам вернулся к прежним увлечениям, к которым добавилась страсть к фейерверкам. Ее вдохновителем стал полковник Патрик Гордон, хорошо знакомый с пиротехникой.

Гордон был старше Петра на тридцать восемь лет, что не помешало его близкому сближению с молодым царем сразу после падения Софьи. Шотландский наемник, он юношей покинул свою родину, многие годы продавал свои услуги немцам, шведам, полякам, пока тридцать лет назад не осел в России. Такой опытный воин заинтересовал Петра, царь нуждался в подобном наставнике – его потехи выходили на новый, более высокий, уровень. Специально для Петра Гордон устроил маневры своего Бутырского полка, вымуштрованного по передовым канонам западной военной науки. Особенно царь восхитился действиями гренадерской роты , впервые созданной Гордоном в русской армии.

Шотландец занялся военным образованием царя. Петр брал у него книги по артиллерии, фортификации, истории и географии, занимался с шотландцем опытами по созданию гранат , совершенствовался в стрельбе из пушек. Гордон обладал не только глубокими познаниями в военном деле, это был многосторонне образованный человек европейского типа. Он вел обширную переписку с зарубежными корреспондентами и был в курсе всех важных политических новостей Западной Европы, выписывал из Англии газеты, книги, карты, инструменты, оружие, научные издания Королевского Общества .

18 февраля 1690 года царица Евдокия родила сына Алексея. На радостях Петр приказал палить из пушек, что было совершенно новым проявлением торжеств, переполошил всю Москву.

По случаю всенародного праздника царь пригласил Гордона в Кремль к торжественному столу. Патриарх Иоаким решительно воспротивился этому, выговорил царю, что негоже иностранцам-еретикам присутствовать при дворе в подобных случаях. Авторитет патриарха был настолько высоким, что Петр не осмелился ослушаться, но на следующий день нанес визит оскорбленному Гордону, обедал с ним за городом и дружески беседовал на обратном пути.

Столицу захлестнули нескончаемые праздники. Застолья и гулянки сопровождались самыми крайними проявлениями ликования русской души – дебошами, драками, насилием, погромами лавок и поголовным бездельем. Пир горой продолжался целый месяц – вплоть до смерти патриарха.

Иоаким завещал русским царям не сближаться с иноверцами, не назначать их на высшие должности, запретить строительство католических и протестантских церквей в Немецкой слободе, снести уже возведенные, ввести смертную казнь для тех, кто склоняет православных христиан к другой вере. Однако Петр был уже достаточно взрослым, чтобы слепо следовать призывам покойного патриарха, его властно влекло к знаниям, которые он мог получить только от иностранцев.

Молодой царь предложил выбрать новым патриархом псковского митрополита Маркелла, отличавшегося либерализмом и широтой взглядов, который много путешествовал, знал латынь, французский и итальянский языки. Наталья Кирилловна и большинство сановников церкви высказались в пользу казанского митрополита Адриана, аргументируя свой выбор тем, что Маркелл владел «варварскими» наречиями, имел бороду недостаточной длины, его кучер сидел на козлах, а не на лошади, как полагается. Петр уступил. Ему хотелось как можно быстрее покончить с избранием нового патриарха и вернуться к прежнему образу жизни.

Полученные от Гордона передовые военные знания он жаждал отработать на практике. Начались регулярные учения максимально приближенные к боевым действиям, с применением всех видов оружия. Сражения проходили настолько ожесточенно, что не обходились без раненых и убитых. Самому Петру однажды сильно обожгло лицо порохом, Гордон был ранен в ногу.

Марсовые «потехи» сменялись нептуновыми. 1 мая 1691 года царь спустил на воду Переславского озера первый построенный корабль – небольшую яхту. Потом со стапелей сошло еще несколько малых судов. С этой флотилии началась морская слава России.

Отдыхать от трудов Петр предпочитал в Немецкой слободе. Это был совершенно отличный от патриархальной Москвы мир, в который ввел молодого царя Патрик Гордон.

Располагавшаяся на реке Яузе, всего в двух верстах от Преображенского, Немецкая слобода представляла собой небольшой западноевропейский городок с прямыми улицами, опрятными, увитыми плющом, кирпичными домами, зелеными аллеями, цветочными клумбами и даже фонтанами – невиданная роскошь по тем временам. Везде царили чистота и образцовый порядок. Контраст с хаотично застроенной деревянной Москвой, пыльной и захламленной, со смердящими сточными канавами, домашними животными, разгуливающими по улицам, – был разительный. Уютные жилища иностранцы обставляли красивой удобной мебелью – штофными креслами, изящными стульями, круглыми столиками на одной ножке, стены украшали зеркала, картины и гравюры, когда как в домах московских обывателей царила убогая простота – скамьи вдоль длинных грубых столов, массивные сундуки по углам и древние закопченные образа.

В Немецкой слободе обитали люди самые разные – от авантюристов и искателей приключений до изгнанных с родины политических эмигрантов и жертв религиозной нетерпимости. Все они приехали в Россию искать лучшей доли. Немцы, голландцы, ливонцы, шведы, швейцарцы, англичане, испанцы, французы, итальянцы… Разные по рождению, языку и вере, они проявляли удивительную лояльность к друг другу, были в Москве лучшими врачами, инженерами, художниками, учителями, негоциантами, ювелирами, офицерами… В слободе иностранцы возвели свои церкви и школы, ставили спектакли, читали романы, музицировали на клавесинах, проводили балы и маскарады, для которых дамы выписывали изысканные туалеты из Лондона, Берлина и Амстердама. В России же общественная жизнь ограничивалась посещением православных храмов и кулачными боями стенка на стенку, общеобразовательных школ вообще не существовало. Связь иностранцев с Европой никогда не прерывалась, они внимательно следили за событиями на родине, большинство из них надеялось рано или поздно вернуться домой.

Но не чистые улицы и цветочные клумбы главным образом влекли сюда Петра – здесь проживало много блестяще образованных людей, доброжелательных, обходительных, легких и интересных в общении. Через Патрика Гордона царь близко познакомился со швейцарцем Францем Лефортом, который стал его самым близким и задушевным другом.

Лефорт оставил отчий дом, когда ему было пятнадцать лет. Учился коммерции во Франции, но мечтал о военной службе, которую начал в Голландии под знаменами Вильгельма III Оранского, отличился в сражениях с французами, не раз рисковал жизнью. Когда война закончилась, Лефорт решил продолжить карьеру в далекой Московии.

Высокий, сильный и красивый, прекрасный наездник, фехтовальщик и стрелок, в том числе из лука, швейцарец привлек внимание Петра не столько знаниями и образованностью, сколько своей личностью. Живой, остроумный, находчивый, открытый, добродушный и жизнерадостный, Лефорт отличался редким обаянием. Замечательный рассказчик и страстный поклонник слабого пола, он более всего ценил в жизни удовольствия, был душою компании, говорил на шести языках, щеголял изысканными манерами и французскими нарядами. Под влиянием нового друга царь заказал себе иноземное платье, парик и шпагу на шитой золотом перевязи, но осмеливался облачаться в «басурманскую» одежду только в Немецкой слободе.

Бывая в доме Лефорта, Петр обратил внимание на слугу швейцарца – Алексашку. Шустрый, исполнительный и сметливый, предугадывающий все желания высокого гостя, он так понравился царю, что Петр взял его к себе на службу денщиком, из которого впоследствии вырос Светлейший князь, герцог, адмирал и фельдмаршал империи Александр Данилович Меншиков.

Лефорт обладал большим талантом устраивать веселые застолья, научил молодого царя пить и курить. Иногда пирушки длились по несколько дней без перерыва, многочисленные гости напивались до упаду, но сам Лефорт всегда оставался на ногах, сохранял здравый рассудок вне зависимости от объема употребленного вина, чем приводил Петра в полное восхищение. На праздники с музыкой, танцами и играми приглашались местные дамы. В отличие от русских женщин, обреченных жить затворницами в теремах за прялкой, скромных, стыдливых, забитых и набожных, иностранки пользовались в достаточной степени независимостью, широтой взглядов, были неплохо образованы, читали романы, музицировали, танцевали с кавалерами, умели вести легкую и непринужденную беседу. Некоторые из них славились небывалой для Москвы свободой нравов, что придавало процессу особую интригу. Русский царь выучился очень понравившемуся ему старинному немецкому танцу «Гросфатер».

На одном из таких праздников Лефорт познакомил Петра с Анной Монс, дочерью виноторговца. Обворожительная немка, веселая, обходительная и желанная, пленила царя. Опыт царя по женской части ограничивался дворовыми девками и женой, к которым он никогда не испытывал ничего, кроме юношеского сексуального любопытства и в области высоких отношений оставался сущим младенцем. Натура страстная и увлекающаяся, Петр влюбился сразу, на полном скаку.

Как всякий настоящий мужчина, он не позволял себе увлекаться женщинами настолько, чтобы забыть о делах. Оставив возлюбленную, Петр начал готовиться к «морскому» походу. Он настолько был поглощен маневрами на Переславском озере, что откровенно пренебрегал своими представительскими функциями в Кремле. В Москве дожидался царской аудиенции персидский посол. Во избежание дипломатического скандала Лев Нарышкин и Борис Голицын лично прибыли на верфь уговаривать царя уважить высокого гостя своим вниманием. Узнав, что посол привез ему в подарок льва и львицу, Петр согласился – он всегда интересовался всем новым и необычным.

У молодого царя начал пробуждаться интерес к международным делам. Он стал внимательно следить за претензиями французского короля Людовика XIV на континентальное господство, против которого объединилась чуть ли не вся Европа. Когда английский флот одержал блестящую победу над французами у мыса Ла-Хог, русский царь праздновал это событие на Переславском озере залпом из пушек своей маленькой флотилии и в порыве воодушевления даже выразил желание принять участие в войне против Людовика на стороне англичан. Через голландского посла Келлера Петр начал переписку с бургомистром Амстердама Николасом Витсеном, в которой обсуждались перспективы развития торговли с Персией и Китаем. Рассказы Лефорта и Якова Долгорукого о богатой и процветающей Голландии производили глубокое впечатление на молодого царя, он очаровался этой удивительной страной, корабли которой бороздили все известные моря и океаны.

Петру становилось тесно на Переславском озере, юношеские забавы отходили в прошлое, ему неудержимо захотелось увидеть настоящее море и большие морские корабли, заглянуть за край горизонта…

Единственный российский морской порт того времени находился на берегу Белого моря – Архангельск. Путь от Москвы далекий и небезопасный. Молодой царь отправился просить у матери дозволения на поездку. Наталья Кирилловна долго упорствовала, но не смогла противостоять настойчивости ее ненаглядного Петруши, благословила в путь поневоле, но взяла с него слово, что не будет ходить по морю, а только посмотрит корабли.

Проводы царя продолжались в Немецкой слободе три дня и три ночи, завершились пушечной пальбой с красочным фейерверком, к которым Москва начала уже привыкать. 4 июля 1693 года царь в сопровождении ближайших друзей и отряда стрельцов отправился в свое первое далекое путешествие. Оно оказалось настоящим приключением и крупным событием в его жизни. До Вологды добрались на лошадях, далее двинулись на баркасах водным путем – по рекам Сухона и Северная Двина. 30 июля государя всея Руси Архангельск встретил пушечным салютом, чем весьма порадовал царя.

Хмурое Белое море потрясло Петра. Земля никогда не казалась ему такой огромной и мощной. Уходящая в неведомые дали необъятная водная стихия наполнила душу царя таким восторгом, какого он еще никогда не испытывал.

Петр с головой окунулся в суету портовой жизнь. С интересом осмотрел стоявшие на рейде английские, немецкие, голландские корабли, наблюдал за их разгрузкой и погрузкой, посетил конторы иностранных купцов, склады, таможню, расспрашивал о торговле. В Европе высоко ценились русские меха, икра, мачтовый лес, пенька, кожи, моржовая кость, мед, воск… Среди иноземных товаров ввозились ткани, металлы и металлические изделия, оружие, стеклянная утварь, краски, бумага, вино, фрукты, соль… Государь с удовольствием принимал приглашения иностранных капитанов отобедать на борту судна, играл с ними в кегли, подолгу беседовал о морских дорогах в Европу. Захаживал и в портовые кабаки, запросто подсаживался к матросам, чтобы отведать в веселой компании заморского вина. Огорчало одно: в единственном русском порту не было ни одного большого русского торгового корабля. В сравнении с иностранными судами поморские лодьи казались детской забавой.

Петр назначил своего друга Федора Апраксина воеводой Архангельска и поручил ему заложить на местной верфи торговый корабль. Еще одно судно царь заказал амстердамскому бургомистру Витсену – фрегат в полном боевом вооружении.

Когда нагруженные товарами купеческие корабли готовились выбирать якоря, Петр, невзирая на данное обещание матери, решил выйти в море с Тиммерманом на небольшой яхте, чтобы проводить их в далекий путь. Царь радовался качке и вольному ветру как ребенок. У границ Двинской губы пошла высокая волна, яхту крепко тряхнуло, стоявшего у штурвала царя окатило фонтаном холодной воды. С трудом Тиммерман убедил Петра повернуть обратно – дальше идти на таком малом судне было слишком опасно. Первое морское плавание, продолжавшееся шесть дней, произвело на царя неизгладимое впечатление – оно даже близко не могло сравниться с его потешными маневрами на Переславском озере. Море и флот стали его главной любовью и судьбой на всю жизнь. Осенью он прибыл в Москву с твердым намерением вернуться в Архангельск следующим летом.

В конце января 1694 года умерла Наталья Кирилловна. Царица угасла быстро, в течение пяти дней. Убитый горем Петр удалился в Преображенское и переживал свою боль в одиночестве, как будет делать всегда, чтобы окружающие не видели его слабость. Сын не присутствовал ни на отпевании, ни на похоронах матери, чем вызвал пересуды, непонимание и осуждение. На могилу Петр пришел спустя несколько дней, один оплакал нежно любимую матушку, после чего отправился в Немецкую слободу, где в кругу друзей быстро оправился от скорби. По своей природе царь не был способен долго предаваться бездействию, отчаянию и печали, что во многом повлияло в будущем как на его жизнь, так и на судьбу страны в целом.

В мае месяце Петр снова отправился в Архангельск, где на стапелях его дожидался построенный Апраксиным корабль «Святой Павел». Царь собственноручно подрубил опоры и под гром пушек спустил его на воду. Петру не терпелось снова выйти в море. На яхте, которую опробовал в прошлом году с Тиммерманом, он отплыл к Соловецким островам.

В пути налетел шторм. Небо распарывали гром и молнии, ливень лил сплошной стеной. Яхта трещала по всем швам, зарывалась носом в бушующее море по самую макушку. Высокие свинцовые волны грозили раздавить кораблик. Крушение казалось неизбежным, мужественно готовясь к смерти, царь и его спутники причастились святых тайн из рук сопровождавшего экспедицию двинского архиепископа Афанасия. Положение спас находившийся на борту поморский кормчий Антип Тимофеев, который умело и хладнокровно довел яхту до Летнего берега и укрыл ее в Унской бухте. По случаю счастливого избавления от гибели Петр собственноручно изготовил деревянный крест и водрузил его на том месте, где ступил на спасительный берег. Вернувшись в Архангельск, царь щедро наградил Антипа Тимофеева.

21 июля на горизонте показались долгожданные паруса заказанного в Голландии фрегата «Святое пророчество». В порту грянули салютом орудия, ударили колокола по всему городу. Петр ликовал, никогда еще он так не радовался ни одному событию в своей жизни. Настоящий военный корабль! Сорок четыре пушки с полным боевым комплектом, прекрасно меблированные каюты, серебряная посуда в офицерской столовой, запас первоклассного продовольствия и бочки французского вина в трюмах. Словно мальчишка царь детально исследовал корабль, дотошно расспрашивал голландских моряков о назначении всех составных частей такелажа, учился лазить по вантам и мачтам, часами просиживал в капитанской каюте над картами и лоциями… На грот-мачте фрегата был впервые поднят русский трехцветный флаг (вариация флага Голландии), который до сих пор является государственным символом России.

Отметив знаменательное событие грандиозным пиром, Петр совершил на новых кораблях еще одно путешествие – до мыса Святой нос на Кольском полуострове, разделяющим моря Белое и Баренцево. В плавании суда садились на мель, теряли ориентировку – команда царя была еще слишком неопытна, но все закончилось благополучно. Насладившись в полной мере опасными приключениями в настоящем морском походе, Петр вернулся в Москву, где приступил к подготовке масштабных маневров на суше.

В конце сентября 1694 года в районе деревни Кожухово начались военные учения, в которых приняли участие двадцать тысяч человек, разделенных на две «армии». Одна штурмовала крепость, другая ее защищала. Использовались все приемы войны – форсирование реки, подкопы, минирование, возведение редутов, преодоление рва, вылазка осажденных, отработка слаженных взаимодействий различных подразделений в бою. Под развернутыми знаменами, грохот пушечных орудий, разрывы гранат, залповые выстрелы, звуки труб и барабанов царь со шпагой наперевес первым бросался в атаку. Осада крепости продолжалась три недели. Когда она пала, потери с обеих сторон составили двадцать четыре человек убитыми и пятьдесят тяжело раненными. Полученные в рукопашных схватках колотые раны никто и не считал. Взятых в плен защитников крепости продержали связанными всю ночь, после чего освободили и пригласили к накрытому столу, за которым царь праздновал викторию.

Крепла дружба Петра с Лефортом, принимавшего самое активное участие во всех делах царя. Государь выделил немалые средства на расширение и отделку его дома в Немецкой слободе, который превратился в роскошный дворец. Особенным великолепием отличался огромный зал с дорогой мебелью, скульптурами, зеркалами и картинами, украшенный персидскими коврами и китайским шелком. Здесь в непринужденной обстановке устраивались шикарные приемы, пиры и танцы до утра. Дом окружал парк со зверинцем, у ворот круглосуточно дежурила охрана.

Петру шел двадцать второй год, потехи уходили в прошлое. Молодой царь мечтал о создании флота и развитии морской торговли. Архангельск мало подходил для этой цели: семь месяцев в году Белое море было сковано льдами, порт находился слишком далеко от экономических центров страны, долгий путь от него в Западную Европу пролегал через суровые северные моря. Каспийское море не имеет выхода в мировой океан. Балтийское контролировалась Швецией, а Черное море являлось внутренним бассейном Османской империи. Чтобы получить к ним доступ, существовал только один способ – война.

По Кардисскому договору Россия находилась со Швецией в состоянии «вечного мира» с 1661 года. На южном направлении была более удобная ситуация для осуществления амбициозных планов царя: в 1686 году Москва присоединилась к Священной лиге , направленной против Османской империи. Союзники России ожидали от Москвы возобновления боевых действий, которые прекратились с падением правительства Софьи. Петр начал готовиться к войне с Турцией за выход к южным морям – Азовскому и Черному.

Летом 1695 года русский полки с донскими и запорожскими казаками атаковали турецкие укрепления в низовьях Дона и Днепра. Главной целью была крепость Азов, располагавшаяся в пятнадцати верстах от Азовского моря на левом берегу Дона. В случае захвата крепости царь планировал сделать ее опорным пунктом для создания флота и поставить под удар Крымское ханство – вассала Турции и давнего врага России.

Турецкая четырехугольная каменная крепость, окруженная высоким земляным валом и рвом с палисадами, имела восьмитысячный гарнизон, численность русской армии составляла тридцать тысяч человек. Петр находился в приподнятом боевом настроении, был самонадеян и не сомневался в успехе военной компании.

Осада Азова началась огнем батарей, которыми командовал сам царь. В крепости возникли пожары, но мощные каменные стены устояли. Петр созвал на военный совет своих генералов – Гордона, Лефорта и Автонома Головина. Каждый из них командовал отдельным корпусом, решения о ходе военной операции принимались коллегиально. Лефорт предложил взять крепость общим решительным штурмом. Гордон возражал: для этого сначала необходимо проломить стены, обеспечить войска штурмовыми лестницами. Царь, которому не терпелось одержать свою первую викторию, поддержал Лефорта. К тому же, не имея боевого опыта, он руководствовался личными симпатиями, а швейцарец был для него самым близким человеком.

Первым на штурм крепости пошел корпус Гордона. Решительным натиском ему удалось захватить вал, но Лефорт и Головин вовремя не поддержали этот успех. Быстрой ответной атакой турки отбросили Гордона, который понес большие потери.

Петр убедился, что без разрушения крепостных стен азовскую твердыню не взять. Военный совет принял решение прорыть подкоп и заложить под них мощные заряды пороха, что было выполнено крайне неудачно: пороховые камеры устроили недостаточно близко к стене, мощный взрыв не только не принес вреда крепости, но и унес десятки жизней русских солдат. Накануне Гордон убеждал царя, что подрыв окажется бесполезным, но тот опять принял сторону Лефорта, который обвинял шотландца в недостаточном желании овладеть крепостью. Соперничество, разногласия и возрастающая неприязнь между генералами вредили общему делу.

Осажденные совершали дерзкие вылазки, в одной из них янычары вырезали более сотни спавших в траншеях после обеда стрельцов, захватили и испортили много пушек. Стрельцы оказались плохими воинами: при контратаках противника не один раз спасались бегством, чем вызвали гнев государя. Похоже, что они годились только для дворцовых переворотов.

Измором взять Азов было невозможно: морем крепость получала для обороны все необходимое. Не имея флота, Петр не мог перерезать морские коммуникации турок и блокировать крепость со всех сторон. В сентябре начались затяжные дожди, траншеи превратились в трясину, русское воинство испытывало недостаток в продовольствии, особенно в соли – тыловая администрация по снабжению войск оказалась совершенно недееспособна, многие поставщики, получив деньги, пустились в бега.

Еще один подкоп принес те же плачевные результаты. Наконец, путем проб и ошибок в одном месте все же удалось обрушить стену. В пролом устремились преображенские батальоны и донские казаки, в крепости завязалась жестокая рукопашная схватка. Но и на этот раз не удалось развить успех: активность одних подразделений сочеталась с нерешительностью и пассивностью других. Штурм захлебнулся в крови. Крепкий турецкий орешек оказался не по зубам молодому царю.

Петр находился в самом мрачном расположении духа. После трехмесячной осады, он отдал приказ отступать к Черкасску. На марше через пустынные степи пришлось отбиваться от внезапных атак крымской кавалерии. Неожиданно наступила ранняя зима, пошел снег, ударили морозы. Солдаты страдали от голода и холода, гибли сотнями. Дорога от Черкасска до Москвы была усеяна трупами погибших в пути людей и лошадей на протяжении восьми сотен верст.

Неудачу под Азовом отчасти компенсировал успех войск под командованием боярина Бориса Петровича Шереметева, который вместе с запорожскими казаками гетмана Мазепы без особого труда захватил слабо защищенное устье Днепра на Черном море. Действия Шереметева и Мазепы носили отвлекающий характер от главной цели в войне с турками – Азова.

В эти тяжелые дни молодой царь впервые проявил удивительную стойкость духа, упорство и целеустремленность в достижении поставленной цели. Поход на Азов он воспринял не как поражение, а как урок, из которого надо сделать выводы о причинах неудачи, устранить их и снова взяться за дело с удвоенной энергией. Уже на пути в Москву Петр жил не прошлым, а будущим.

Хладнокровный анализ провала военной компании показал: крепость надо блокировать не только с суши, но и с моря; для продолжения войны необходимы грамотные военные инженеры, подрывники. И Петр немедленно развивает кипучую деятельность.

Двинский воевода Апраксин получает приказ царя доставить в Москву корабельных плотников, в том числе и иностранных, добром или силою. Дипломатам в Австрии и Бранденбурге (Пруссии) поручено востребовать специалистов по организации взрывных осадных работ; в Англии, Голландии и Венеции – моряков и мастеров по строительству кораблей. Во все уезды страны помчались гонцы с царским указом о мобилизации не только дворян, но и всех желающих, в том числе и холопов, которые, вступив в армию, получали свободу. В дремучих воронежских лесах тысячи местных крестьян начали валить строевой лес.

В конце января 1696 года умер царь Иван. Похоронив брата, Петр выехал в Воронеж, где на созданной в кратчайшие сроки верфи закипела работа по строительству флота. Сам царь с топором в руках трудился рядом со своими подданными в поте лица, не покладая рук. Основную часть флота строили по образцу заказанной в Голландии боевой галеры, которую волоком по льду рек и заснеженным дорогам доставили из Архангельска. Стояла лютая зима. От плохого питания, ужасных условий и непосильного труда согнанные на государеву стройку крестьяне умирали сотнями, на их место пригоняли других. Ради достижения поставленной цели Петр готов был к каким угодно жертвам, не жалел ни себя, ни людей.

Результаты кипучей деятельности молодого царя поразили современников: весной со стапелей верфи в воды Воронежа сошли два фрегата, двадцать две галеры, четыре брандера и тысяча триста стругов . Страна, которая никогда не имела флота, обрела его за одну зиму.

Все это время из Москвы в Воронеж прибывали пополненные старые и вновь сформированные полки. Численность нового войска составила сорок тысяч человек, к которому позже должны были присоединиться двадцать тысяч казаков и три тысячи калмыцкой кавалерии. Учитывая неудачный опыт коллегиального командования прошлой компании, все сухопутные силы Петр подчинил воеводе Алексею Семеновичу Шеину, Гордона назначил его помощником. Лефорт получил должность командующего флотом. О морском деле швейцарец имел весьма смутное представление, но других людей, преданных и хорошо подготовленных, у царя просто не было.

В мае 1696 года русские войска вновь подошли к Азову. Турки настолько были уверены, что надолго отбили у них охоту штурмовать крепость, что даже не засыпали окопы, вырытые ими в прошлом году. Татарская кавалерия пыталась помешать войскам занять прежние позиции, но была отброшена конным дворянским ополчением.

Вечером 19 мая под командой Петра и Лефорта девять галер в сопровождении сорока казачьих чаек вышли в море на рекогносцировку. В виду стоявшей на рейде турецкой эскадры галеры сели на мель. Стащив суда на большую воду, Петр распорядился вернуться в устье Дона. При плохо укомплектованных и необученных командах своих кораблей Петр не решился на рискованное морское сражение с турками в совершенно незнакомых ему водах. Царь был мрачен и подавлен. Блокировать крепость с моря оказалось не так просто, как он себе это представлял.

Проблему решили запорожские казаки: ночью по собственной инициативе на своих легких судах они преодолели мели и внезапно атаковали турецкую эскадру. Один корабль сожгли, два захватили, остальные обратили в бегство. Петр воспрянул духом, немедленно приступил к полной блокаде Азова. Исследовав прибрежные воды, вывел флот в море, приказал построить два форта на обоих берегах устья реки.

Осталось взять крепость с суши. Необходимо было выработать стратегию осады, которая приведет к успеху. На военном совете стрельцы предложили легендарный способ, который киевский князь Владимир Великий применил в X веке при взятии Херсона: возвести земляной вал вровень с крепостью и, подсыпая его в ее сторону, довести до неприступных стен. Возможно, при отсутствии пушек в седые времена подобная идея была новаторской и эффективной, но с тех пор прошло семьсот лет… Тем не менее, военный совет план утвердил. Пятнадцать тысяч солдат с энтузиазмом принялись за работу. Их пыл даже не охладил прицельный огонь турецких крепостных пушек. Несмотря на потери, работы шли успешно.

Через три дня под Азов прибыли австрийские артиллеристы, минеры и военные инженеры во главе с бароном Эрнстом фон Боргсдорфом – крупным специалистом по взятию крепостей. Иноземцы подивились на развернувшиеся масштабные работы, грамотно установили на возведенной возвышенности батареи и ураганным сосредоточенным огнем разрушили угловой бастион крепости. Под прикрытием пушек на штурм бросились запорожские и донские казаки, действовавшие одинаково отважно как на море, так и на суше. Им удалось захватить часть вражеских укреплений и закрепиться на них.

14 июня на горизонте появился спешивший на помощь Азову турецкий флот в составе двадцати трех кораблей. Петр отдал приказ на галеры приготовиться к бою. На этот раз турки уклонились от сражения и ушли обратно в море. Надеясь, что они вернутся, гарнизон крепости продержался еще месяц – до тех пор, пока не закончились боеприпасы и продовольствие. Накануне назначенного на 22 июля штурма, комендант Азова начал переговоры о почетной капитуляции – сохранение жизни солдатам гарнизона, свободный выход из крепости с личным оружием и вещами. Петр принял условия. В качестве трофеев победителям достались сто тридцать шесть пушек.

С размахом отпраздновав свою первую военную победу, царь привлек иноземных инженеров к восстановлению и реконструкции Азова согласно новейшим достижениям фортификационной науки. Сам же занялся поиском более удобной гавани для базирования флота. Таковая оказалась у мыса Таган-Рог. Здесь царь задумал заложить крепость и город, надежно закрепиться на берегу моря, развивать флот и начать дальнейшую борьбу с Османской империей за выход в ближние и дальние моря. Для России конца XVII века – это были невиданные и грандиозные решения.

На пути в Москву Петр посетил Тулу. Согласно легенде, накануне второго азовского похода царь попросил тульского оружейного мастера Никиту Демидова починить немецкий пистолет, который ему очень нравился. Демидов не только выполнил просьбу государя, но и изготовил точную копию того пистолета. Восхищенный искусством мастера, Петр сделала ему государственный заказ на триста ружей по западному образцу. Даже если это исторический анекдот, то весьма типичный, ярко характеризующий методы царя привлечения к делу всех встречающихся на его пути талантливых людей, невзирая на их самое «подлое» происхождение. Как бы там ни было, но в Туле царь действительно посетил оружейные мастерские Демидова и велел выделить ему из казны пять тысяч рублей на развитие отечественного оружейного производства.

30 сентября 1696 года в Москве состоялось триумфальное шествие победоносных войск в духе античных традиций. Растянувшиеся на несколько верст полки входили в столицу через огромную арку, свод которой поддерживали статуи Геркулеса и Марса. Ее фронтон украшали барельеф с изображением сцен военной компании и картина на холсте с посаженным на цепь турецким султаном. Воевода Шеин, Гордон и Лефорт восседали при полном параде в роскошных экипажах, а сам Петр, держа в руках копье, скромно следовал за своими генералами в черном немецком платье и шляпе с белым пером. В честь героев Азова декламировались стихи и гремели пушечные залпы. Солдаты волокли по земле турецкие знамена. Колокольный звон смешивался с боем барабанов, гудели трубы и играли литавры. Москвичи наблюдала процессию молча и озадаченно – впервые военную победу московский царь отмечал не молебнами во главе с патриархом, а совершенно необычным светским праздником. Особенно толпу поражало то, что процессию возглавлял вальяжно расположившийся в царской карете Никита Зотов, пьяница и первый учитель малолетнего Петра. Царь сделал его патриархом шутовского собора, состоящего из наиболее доверенных и близких государю лиц, с которыми Петр обожал эпатировать публику и развлекаться совершенно непотребным и вызывающим для того времени образом. Праздник завершился в Немецкой слободе, где артиллерийским салютом были выбиты все окна.

Необычный образ царя настораживал народ. Многое в его поведении расценивалось как кощунство – возлюбил иноземцев, которые ели траву, называемую салатом, как скотина, бывая на их свадьбах, крестинах и похоронах государь посещал католические храмы и протестантские церкви – немыслимый поступок для православного царя. Все это в глазах набожного народа расценивалось как ересь. Государь отказался играть роль полубога на престоле, уклонялся от участия в православных праздниках, завел крепкую дружбу с Ивашкой Хмельницким , открыто блудил с немкой при законной жене, пародировал и высмеивал религиозные обряды. Вероятно, Петр отдавал себе отчет, что бросает вызов патриархальному обществу, но он привык с раннего детства следовать своей сущности и полагал, что неограниченная власть монарха дает ему на это полное право.

Пассивный ропот народа царя беспокоил меньше всего. Предстояли куда более важные задачи. Взятие Азова – только полдела, турки непременно попытаются вернуть крепость. Следовало не только отстоять завоеванные территории, но и начать борьбу за Керченский пролив, соединяющий Азовское море и Черное.

Сразу после триумфа Петр поставил в известность Боярскую думу в том, что намерен с османами «воевать морем», а поскольку казна не располагает для этого достаточными средствами, государь повелевает создать кумпанства – компании, которые будут заниматься строительством флота. В них объединялись помещики, церковь, горожане – в основном купцы. За уклонение от государева дела вотчина землевладельца отписывалась в казну. Кумпанства обязывались как финансировать царский проект, так и самостоятельно заниматься непосредственно строительством судов – нанимать работных людей, мастеров, валить и доставлять лес. Через полтора года на воду должно быть спущено пятьдесят два корабля. Царская семья бралась построить десять судов.

Но кто будет управлять флотом? Следующий указом Петр посылает в Европу для обучения морскому делу шестьдесят стольников , треть из которых носила княжеские титулы. Молодым отпрыскам самых знатных семей страны предстояло не только научиться «владеть судном» и по возвращении предъявить царю свидетельство о пригодности к службе, но и в обязательном порядке побывать в морском бою. Особая царская милость ждала тех, кто дополнительно освоит кораблестроение. За ослушание монаршей воли предусматривалось лишение всех прав, земель и имущества. Элита была в шоке. Поездка за границу рассматривалась в русском обществе чуть ли не как измена родине, считалось, что православный христианин, наделенный богом истинной верой, обладает для праведной и полноценной жизни всем необходимым, ему нет нужды общаться с иноверцами, тем более учиться у них бесовским знаниям, которые могут поколебать чистоту веры. Но противиться воле царя никто не посмел. Среди «студентов» оказался единственный доброволец – Петр Андреевич Толстой, будущий граф империи, которому на тот момент исполнилось пятьдесят два года. Бывший сторонник Милославских, пребывавший в опале, он горел желанием завоевать расположение государя.

Петру шел двадцать пятый год. В молодом царе проснулся энергичный государственный деятель. Указ следует за указом. Оперативно принимается решение о содержании в Азове постоянного пятитысячного гарнизона. На завоеванный берег с волжских городов переселяются три тысячи семей, двадцать тысяч солдат приступают к строительству нового порта – Таганрога. Молодой царь отчетливо сознавал: для продолжения успешной войны с Турцией, стране необходимы эффективные коммуникации для переброски, обеспечения флота и сухопутных войск. Такими дорогами могла стать сеть рек, если их соединить каналами. Тридцать пять тысяч крестьян были брошены на строительство Волго-Донского канала в районе наибольшего сближения двух рек – между притоком Волги Камышинкой и притоком Дона Иловлей . Среди народа православного ходили толки: нельзя обращать потоки в одну сторону, если Бог уже обратил их в другую. Публичная критика царской воли пресекались кнутом и ссылкой.

Но все это было преамбулой к развернувшейся кипучей деятельности государя: истинное потрясение Боярская дума получила тогда, когда Петр объявил, что сам отправится в путешествие за границу дабы подать личный пример подданным в ученье и заручиться дополнительной поддержкой союзников в борьбе с «басурманскими ордами». Никогда еще московский православный государь не покидал пределов страны. Решение царя было настолько необычным, что не укладывалось в головах современников.


Глава 3
Свидание с Европой

Идея Великого посольства сложилась у Петра не только по официально заявленным причинам и под воздействием смутного понимания давно назревших в стране преобразований. Царем в немалой степени двигало острое любопытство. Он так много слышал о процветании западных стран, их разумном государственном устройстве и диковинных технических изобретениях, что непременно хотел все увидеть собственными глазами, особенно Голландию, в которую влюбился заочно по рассказам иностранцев. Готовилась не просто дипломатическая поездка с познавательной программой, а широкомасштабная акция по изучению зарубежного опыта и обретению передовых знаний, массовая вербовка на русскую службу морских офицеров, сделавших карьеру благодаря собственным талантам, «а не по иным причинам», корабельных мастеров, разных других специалистов, как военных так и гражданских, закупка оружия, материалов для производства вооружений, инструментов, навигационных приборов, судового оборудования, книг, карт, добротного сукна… Вместе с государем готовилось отправиться в путешествие двести пятьдесят человек.

Сборы за границу подходили к концу. Лефорт давал прощальный обед, когда к нему в дом явились два стрельца Стремянного полка и попросили о срочной встрече с царем по делу государственной важности. Петр безотлагательно принял их. Стрельцы сообщили государю, что полковник Иван Циклер плетет среди стрельцов против него заговор. Взбешенный Петр вызвал охрану, приказал немедленно арестовать злоумышленника, пытать и учинить следствие, в котором сам принял участие.

Циклер признал, что вел разговоры о покушении на царя с окольничим Алексеем Соковниным и его зятем Федором Пушкиным, которые были крайне недовольны вводимыми государем новыми порядками, отправкой двух сыновей Соковнина на учебу за границу. Алексей Соковнин, старовер, родной брат знаменитой боярыни Морозовой, воспринял участь своих отпрысков на чужбине как явную погибель. Сам Циклер, переметнувшийся в лагерь Петра во время его противостояния с Софьей в 1689, больше руководствовался личными мотивами: рассчитывая на стремительную карьеру за измену Софье, полковник жестоко обманулся в своих ожиданиях, затаил злобу и обиду. Надеясь избежать смерти, он рассказал и о делах давно минувших дней. Во время правления Софьи Иван Милославский и сама царевна подбивали его и Федора Шакловитого «учинить над государем убийство». Всплыла тень умершего одиннадцать лет назад Ивана Милославского – самого ненавистного врага царя. В гневе Петр был страшен. Он лично разработал процедуру жуткой казни злоумышленников.

Царь приказал вырыть труп Ивана Милославского, доставить на запряженных свиньями санях в Преображенское и установить в открытом гробу под платформой возведенного эшафота. Циклера и Соковнина четвертовали, Пушкину и двум стрельцам-соучастникам просто отрубили головы. Кровь казненных стекала в гроб на истлевшее тело Милославского, объединяя врагов государя в бесчестии. Даже смерть не избавляла их от лютой ненависти и жестокой мести грозного царя. Отсеченные головы развесили на кольях, укрепленных в каменном столбе, порубленные тела сложили у его подножия. Источая тошнотворный запах, они пролежали там несколько месяцев. Подобные ужасающие картины служили красноречивым предупреждением всем противникам воли государя, а таковых было немало.

Потенциальную угрозу царю представляли занимающие влиятельные государственные посты многочисленные родственники его жены – Евдокии Лопухиной. Петр если и имел к ней какие-то чувства как к матери своего сына, всерьез увлекшись Анной Монс, окончательно растерял их. И без того редкие встречи царя и царицы давно прекратились. Евдокия, образцовый продукт затхлого русского терема, бесцветная, инертная и невежественная, была не в состоянии понять интересы и стремления супруга, совершенно не подходила ему – энергичному, порывистому, чувственному, страстному и увлекающимся всем новым. Ее обывательский кругозор и потребности ограничивались толкованием снов, бесконечными молитвами, душеспасительными беседами с блаженными, квашением капусты, выпечкой домашних пирогов, кашами, киселями… Между супругами не было ничего общего. Петр считал Евдокию невыносимо скучной и глупой, от общения с ней он не испытывал ничего, кроме раздражения.

Вероятно, еще перед отъездом за границу царь принял решение расстаться с женой и поручил Тихону Стрешневу склонить ее на добровольное пострижение в монахини – обычная практика того времени для разрыва неудачных браков. Чтобы обезопасить свой трон от возможных враждебных происков плодовитого клана Лопухиных и многих других недовольных его правлением, Петр удалил от двора родственников опостылевшей жены, сосредоточив на время своего отсутствия всю полноту власти в руках ближайших сподвижников, не раз доказавших ему абсолютную преданность – Льва Нарышкина, Тихона Стрешнева, Бориса Голицына, князя Петра Прозоровского и князя Федора Ромодановского, прямого потомка Рюрика. Ромодановский облекался небывалым титулом князя-кесаря и оставался в Кремле за самого царя. Как глава Преображенского приказа он исполнял функции службы безопасности и был весьма колоритной фигурой. «Собою видом как монстра, нравом злой тиран и пьян во все дни» Федор Ромодановский жил роскошным укладом византийского вельможи, его свита состояла их пятисот человек. Князь-кесарь почитал древние нравы и обычаи, слыл радушным и гостеприимным хозяином дома, содержал во дворе ручных медведей, один из которых подносил прибывшим гостям чарку крепкой перцовки. Того, кто отказывался от выпивки, медведь наотмашь бил лапой. Потомок Рюрика отличался крайней честностью, неподкупностью и беспощадностью к врагам государя. Сам Петр не раз упрекал своего злобного цепного пса в излишней жестокости.

В начале марта 1697 года Великое посольство отправилось в путь. Тысяча саней растянулась на две версты. Великими и Полномочными послами царь назначил Лефорта и двух опытных дипломатов – Федора Головина и Прокофия Возницына, сам же государь пожелал сохранять в путешествии инкогнито под именем урядника Петра Михайлова. Такое скромное положение позволяло царю избегать нелюбимые им официальные церемонии, предоставляло время и возможность для учебы, б

Беспристрастная, объективная и увлекательная биография Петра I. Кто он, выдающийся правитель земли Русской и основатель Великой Империи или жестокий тиран, ввергнувший страну в затяжную разорительную войну, обрекший народ на жертвы и лишения ради целей, которые того не стоили? Буйный крушитель самобытной России и обособленного пути ее исторического развития или гений, указавший ей дорогу в новый мир достойного будущего? Сложная и противоречивая личность самого неординарного русского царя раскрывается автором как через его частную жизнь, так и в процессе масштабных государственных и общественных преобразований в непростое и уникальное для России время.

Правообладателям! Представленный фрагмент книги размещен по согласованию с распространителем легального контента ООО "ЛитРес" (не более 20% исходного текста). Если вы считаете, что размещение материала нарушает Ваши или чьи-либо права, то сообщите нам об этом.

Самый Свежачок! Книжные поступления за сегодня

  • Рестарт: Как прожить много жизней
    Хакамада Ирина Муцуовна
    Наука, Образование , Психология , Религия и духовность , Самосовершенствование

    Что делать, если все вокруг потеряло смысл, раздражает или просто надоело? Как начать сначала, когда нет сил, вдохновения и кажется, что все пошло не так? Ирина Хакамада предлагает свои знания и опыт. Она рассказывает о потерях и обретениях, о мотивации и энергии, о том, как включить кнопку «перезагрузки» и не бояться начинать с нуля.

    Цель этой книги - помочь вам очистить сознание от прошлого, негативного опыта, включить интуицию на максимум и настроиться на крутые, кардинальные, смелые перемены.

    Ведь каждый из нас может прожить много захватывающих жизней, нужно только решиться.

  • Бархатный сезон
    Шлифовальщик
    Фантастика , Социально-психологическая фантастика ,

    Казалось бы чего проще: приехать в провинциальный город с симпатичной сотрудницей, провести скучную презентацию и уехать. Однако всё пошло не так: сначала полоумный незнакомец привязывается в супермаркете, затем другой незнакомец, не менее странный, затаскивает парочку в ночной клуб, потом парочка зачем-то отправляется с сомнительной компанией на дачу… А недалеко от дачи находится такое место, где простым смертным лучше не появляться. Тем более, не готовым к суровым испытаниям офисным клеркам

  • Горшок золота
    Стивенз Джеймз
    ,

    Джеймз Стивенз (1880–1950) – ирландский прозаик, поэт и радиоведущий Би-би-си, классик ирландской литературы ХХ века, знаток и популяризатор средневековой ирландской языковой традиции. Этот деятельный участник Ирландского возрождения подарил нам пять романов, три авторских сборника сказаний, россыпь малой прозы и невероятно разнообразной поэзии. Стивенз – яркая запоминающаяся звезда в созвездии ирландского модернизма и иронической традиции с сильным ирландским колоритом. В 2018 году в проекте «Скрытое золото ХХ века» вышел его сборник «Ирландские чудные сказания» (1920), он сразу полюбился читателям – и тем, кто хорошо ориентируется в ирландской литературной вселенной, и тем, кто благодаря этому сборнику только начал с ней знакомиться. В 2019-м мы решили подарить нашей аудитории самую знаменитую работу Стивенза – роман, ставший визитной карточкой писателя и навсегда создавший ему репутацию в мире западной словесности.

    Из коллекции «Пять новых стихотворений» (1913)

  • Дикарь. Часть 11. Серый кардинал
    Усманов Хайдарали
    Фантастика , Боевая фантастика , Космическая фантастика , Научная Фантастика

    Попасть в чужое тело? Да легко! Выжить в чужом мире? Да запросто! Особенно если ты в прошлой жизни был каким-то учёным или бойцом элитного спецназа… А вот, что делать, если ты практически ничего не помнишь из своей прошлой жизни? Рядом был старик, который скончался, едва смог поставить тебя на ноги? Да и оказался ты на планете, где сама жизнь подразумевает… Смерть? Приключения Дикаря в мирах Содружества продолжаются! Содержит нецензурную брань.

Набор «Неделька» -- топ новинок -- лидеров за неделю!

  • Драконья традиция
    Геярова Ная

    Представлюсь. Тиана Фат – ведьма. К тому же артефактор высшей категории. Я подписала договор на преподавание артефакторики в государстве за гранью. Мне обещали умопомрачительную карьеру, сногсшибательную оплату и собственное жилье. Вот только никто не предупредил, что мне придется работать с драконами. А в драконьей академии есть негласная, но обязательная традиция. Преподавательница должна выйти замуж. И обязательно за… дракона!

    Что за странный обычай? Кто его придумал? Ах, это проклятие, наложенное древним демоном? Что ж, придется его потревожить и переписать этот пункт драконьих традиций.

    Что значит – не существует заклинаний, чтобы вызвать демона? Я его вызову! Даже если придется переквалифицироваться в демонолога.

    И не смейте звать меня замуж, драконы наглые! Я здесь не за этим.

  • Ведьма в белом халате
    Лисина Александра
    ,

    Испокон веков рядом с людьми жили кикиморы, лешие, вампиры, оборотни, домовые. Долгое время мы скрывали свое существование, но со временем магия, как и человеческие технологии, достигла такого уровня, что прятаться по лесам и подземельям стало невыгодно. Теперь, благодаря заклинаниям, мы свободно живем среди людей: в городах, бок о бок с вами, хотя вы об этом не подозреваете. И мы так же, как все, работаем, пользуемся интернетом. У нас даже полиция своя есть! И, конечно же, собственная медицина, о которой я, Ольга Белова, знаю не понаслышке. Ведь по профессии я врач. Хотя чаще меня называют ведьмой в белом халате.

  • Квест Академия. Магические ребусы
    Ефиминюк Марина Владимировна

    Зимние каникулы позади, начинается учебное полугодие! Я составила план и собиралась ему следовать: сродниться с библиотекой, игнорировать чужие подначки, выкинуть из головы одного белобрысого аристократа. Но все опять идет кувырком! Аристократ не желает забываться, новый товарищ по квест-команде раздражает до зубовного скрежета, да еще какой-то шутник присылает тайные магические послания. И как, скажите на милость, сосредоточиться на занятиях, когда так и подмывает либо ребусы поразгадывать, либо эмоциям поддаться?

Иван Медведев

Петр I. Добрый или злой гений России

Детство и юность царевича

Как только первые лучи восходящего солнца позолотили купола кремлевских соборов, православный благовест известил народ российский о рождении царевича, которому астрологи предсказали великое будущее. На дворе занималось утро 30 мая 1672 года .

Особенно радовался рождению сына его отец – самодержец всея Руси Алексей Михайлович Романов по прозвищу Тишайший. Женатый вторым браком на Наталье Кирилловне Нарышкиной, он надеялся на более здоровое потомство: его сыновья от первого брака – Федор и Иван – имели явные признаки вырождения династии. При крещении младший царевич получил имя Петр и оправдал надежды счастливых родителей: рос здоровым, сильным, красивым, подвижным и жизнерадостным ребенком, впрочем, вполне обычным, не проявляя никаких особенных дарований. Как тысячи других мальчиков того времени его в первую очередь интересовали военные забавы, для которых юный царевич располагал полным игрушечным арсеналом – саблями, пиками, бердышами, луками, стрелами, пищалями, лошадками, барабанами, знаменами… По традиции товарищами его игр становились сверстники из самых знатных боярских родов.

Петру не исполнилось и четырех лет, когда скоропостижно скончался его отец Алексей Тишайший. На московский престол взошел старший сын почившего царя – Федор, мальчик 14 лет, страдающий тяжелой формой заболевания ног. У трона юного царя началась борьба за власть между его родственниками по материнской линии Милославскими и влиятельным министром двора Артамоном Матвеевым, воспитателем и благодетелем матери Петра, за которым стоял клан Нарышкиных. Противостояние закончилось падением Матвеева и удалением Нарышкиных от двора. Наталья Кирилловна поселилась с сыном в подмосковном селе Преображенское.

Болезнь Федора прогрессировала. Ноги молодого царя распухли так, что он почти потерял способность двигаться. Незадолго до своей смерти Федор простил Артамона Матвеева, повелел вернуть его и братьев Нарышкиных из ссылки. Федор процарствовал шесть лет, успел жениться два раза, но потомства не оставил.

Перед Боярской Думой встал вопрос: кому быть царем – Ивану или Петру? Первому на тот момент было пятнадцать лет, второму – десять. Федор не оставил четких указаний, кто из его братьев наследует московский трон. Слабоумный и полуслепой Иван не то что государством, собой был управлять не в состоянии. Петр еще слишком юный. Несмотря на малолетство младшего царевича, большинство бояр и патриарх Иоаким держали его сторону. Некоторые указывали на первородство Ивана. Чтобы окончательно решить вопрос, бояре с патриархом вышли на Красную площадь и спросили глас народа. Слабоумие Ивана было широко известно. Следуя здравому смыслу, народ прокричал за Петра. По традиции регентшей юного царя стала его мать Наталья Кирилловна. Нарышкины снова оказались у власти. Поскольку Наталья Кирилловна была далека от политики и ничего не понимала в управлении государством, она срочно вызвала в Москву своего покровителя Артамона Матвеева. Над Милославскими нависла угроза. «Кипятить заговор» они начали немедленно – в день похорон Федора.

Вопреки обычаям московского кремля на траурную церемонию явилась царевна Софья, единоутробная сестра покойного, которая неотлучно находилась при Федоре последние годы его жизни. Статус не позволял ей присутствовать на похоронах царя. Но умная, ловкая, энергичная и очень честолюбивая Софья решила выступить не только против старых обрядов. Причитая при большом скоплении народа, она голосила о «зложелательных» врагах, отравивших царя Федора, намекала на незаконность избрания царем Петра в ущерб старшему брату Ивану, жаловалась на тяжкую сиротскую долю, просила отпустить ее живую в чужие земли христианские, если в чем провинилась… Разыгранный Софьей политический спектакль произвел на толпу сильное впечатление – русский народ всегда сочувствует обиженным властью.

Восшествие на престол Петра совпало с волнениями в стрелецком войске. Созданное еще при Иване Грозном, оно превратилось в особую воинскую касту. В мирное время стрельцы несли полицейскую и караульную службу, сопровождали царских особ, тушили пожары. Жили они в специальных слободах с семьями, в свободное от необременительной службы время занимались привилегированной беспошлинной торговлей, ремеслами, промыслами, регулярно получали от казны щедрые подарки деньгами и продовольствием. Стрельцов легко было отличить на улицах по ярким кафтанам, красным поясам, сафьяновым сапогам и бархатным высоким шапкам с собольими опушками.

Но еще при Федоре жизнь стрельцов начала меняться в худшую сторону: они лишились не только части своих привилегий, но и столкнулись с произволом и алчностью своих начальников. Пользуясь слабостью царской власти, стрелецкие полковники присваивали жалованье своих подчиненных, использовали их на работах в собственных поместьях, вымогали взятки, подвергали жестоким наказаниям.

Пострадавшие стрельцы подали Наталье Кирилловне челобитную с требованием наказать своих командиров. В противном случае они грозили расправиться с ними собственноручно. Нуждаясь

Петр I. Добрый или злой гений России

Беспристрастная, объективная и увлекательная биография Петра I. Кто он, выдающийся правитель земли Русской и основатель Великой Империи или жестокий тиран, ввергнувший страну в затяжную разорительную войну, обрекший народ на жертвы и лишения ради целей, которые того не стоили? Буйный крушитель самобытной России и обособленного пути ее исторического развития или гений, указавший ей дорогу в новый мир достойного будущего? Сложная и противоречивая личность самого неординарного русского царя раскрывается автором как через его частную жизнь, так и в процессе масштабных государственных и общественных преобразований в непростое и уникальное для России время.

Иван Медведев Петр I. Добрый или злой гений России

Глава I
Детство и юность царевича

Как только первые лучи восходящего солнца позолотили купола кремлевских соборов, православный благовест известил народ российский о рождении царевича, которому астрологи предсказали великое будущее. На дворе занималось утро 30 мая 1672 года .

Особенно радовался рождению сына его отец – самодержец всея Руси Алексей Михайлович Романов по прозвищу Тишайший. Женатый вторым браком на Наталье Кирилловне Нарышкиной, он надеялся на более здоровое потомство: его сыновья от первого брака – Федор и Иван – имели явные признаки вырождения династии. При крещении младший царевич получил имя Петр и оправдал надежды счастливых родителей: рос здоровым, сильным, красивым, подвижным и жизнерадостным ребенком, впрочем, вполне обычным, не проявляя никаких особенных дарований. Как тысячи других мальчиков того времени его в первую очередь интересовали военные забавы, для которых юный царевич располагал полным игрушечным арсеналом – саблями, пиками, бердышами, луками, стрелами, пищалями, лошадками, барабанами, знаменами… По традиции товарищами его игр становились сверстники из самых знатных боярских родов.

Петру не исполнилось и четырех лет, когда скоропостижно скончался его отец Алексей Тишайший. На московский престол взошел старший сын почившего царя – Федор, мальчик 14 лет, страдающий тяжелой формой заболевания ног. У трона юного царя началась борьба за власть между его родственниками по материнской линии Милославскими и влиятельным министром двора Артамоном Матвеевым, воспитателем и благодетелем матери Петра, за которым стоял клан Нарышкиных. Противостояние закончилось падением Матвеева и удалением Нарышкиных от двора. Наталья Кирилловна поселилась с сыном в подмосковном селе Преображенское.

Болезнь Федора прогрессировала. Ноги молодого царя распухли так, что он почти потерял способность двигаться. Незадолго до своей смерти Федор простил Артамона Матвеева, повелел вернуть его и братьев Нарышкиных из ссылки. Федор процарствовал шесть лет, успел жениться два раза, но потомства не оставил.

Перед Боярской Думой встал вопрос: кому быть царем – Ивану или Петру? Первому на тот момент было пятнадцать лет, второму – десять. Федор не оставил четких указаний, кто из его братьев наследует московский трон. Слабоумный и полуслепой Иван не то что государством, собой был управлять не в состоянии. Петр еще слишком юный. Несмотря на малолетство младшего царевича, большинство бояр и патриарх Иоаким держали его сторону. Некоторые указывали на первородство Ивана. Чтобы окончательно решить вопрос, бояре с патриархом вышли на Красную площадь и спросили глас народа. Слабоумие Ивана было широко известно. Следуя здравому смыслу, народ прокричал за Петра. По традиции регентшей юного царя стала его мать Наталья Кирилловна. Нарышкины снова оказались у власти. Поскольку Наталья Кирилловна была далека от политики и ничего не понимала в управлении государством, она срочно вызвала в Москву своего покровителя Артамона Матвеева. Над Милославскими нависла угроза. «Кипятить заговор» они начали немедленно – в день похорон Федора.

Вопреки обычаям московского кремля на траурную церемонию явилась царевна Софья, единоутробная сестра покойного, которая неотлучно находилась при Федоре последние годы его жизни. Статус не позволял ей присутствовать на похоронах царя. Но умная, ловкая, энергичная и очень честолюбивая Софья решила выступить не только против старых обрядов. Причитая при большом скоплении народа, она голосила о «зложелательных» врагах, отравивших царя Федора, намекала на незаконность избрания царем Петра в ущерб старшему брату Ивану, жаловалась на тяжкую сиротскую долю, просила отпустить ее живую в чужие земли христианские, если в чем провинилась… Разыгранный Софьей политический спектакль произвел на толпу сильное впечатление – русский народ всегда сочувствует обиженным властью.

Восшествие на престол Петра совпало с волнениями в стрелецком войске. Созданное еще при Иване Грозном, оно превратилось в особую воинскую касту. В мирное время стрельцы несли полицейскую и караульную службу, сопровождали царских особ, тушили пожары. Жили они в специальных слободах с семьями, в свободное от необременительной службы время занимались привилегированной беспошлинной торговлей, ремеслами, промыслами, регулярно получали от казны щедрые подарки деньгами и продовольствием. Стрельцов легко было отличить на улицах по ярким кафтанам, красным поясам, сафьяновым сапогам и бархатным высоким шапкам с собольими опушками.

Но еще при Федоре жизнь стрельцов начала меняться в худшую сторону: они лишились не только части своих привилегий, но и столкнулись с произволом и алчностью своих начальников. Пользуясь слабостью царской власти, стрелецкие полковники присваивали жалованье своих подчиненных, использовали их на работах в собственных поместьях, вымогали взятки, подвергали жестоким наказаниям.

Пострадавшие стрельцы подали Наталье Кирилловне челобитную с требованием наказать своих командиров. В противном случае они грозили расправиться с ними собственноручно. Нуждаясь в поддержке стрелецкого войска, мать Петра распорядилась взять под арест шестнадцать полковников и вывела из правительства неугодных стрельцам бояр. Но эта уступка только еще более разожгла стрелецкие страсти. Осознав свою силу, они не пожелали дожидаться расследования и официального суда над арестованными, угрожая восстанием, потребовали выдать им полковников на немедленную расправу. Патриарх Иоаким безуспешно пытался уговорить стрельцов дождаться царского суда, справедливо полагая, что стрелецкий самосуд послужит дурным примером и поводом всеобщего неуважения к власти. Наталья Кирилловна пребывала в полной растерянности. Как никогда в это неспокойное время она нуждалась в поддержке Артамона Матвеева, который задерживался на пути в Москву. Неспособная усмирить волнующихся стрельцов, она последовала малодушному и неразумному совету Боярской Думы: выдала арестованных на самочинную расправу.

Обвиняемых в злоупотреблениях полковников публично бросали на землю, били батогами (палками) и секли плетьми до тех пор, пока стрельцы не посчитают наказание достаточным. К особенно ненавистным начальникам жестокая процедура применялась несколько раз. Под крики и стоны истязаемых стрельцы оглашали явно завышенные суммы денег, которые задолжали им бывшие командиры. Экзекуция продолжалась до тех пор, пока стрельцы не получили с них все, что требовали.

Почувствовав свои силу, стрельцы совсем распоясались: пьяными толпами бродили по Москве, притесняли горожан, грабили купеческие лавки, грозили расправой ненавистным боярам, пытавшихся призвать их к дисциплине начальников сбросили с каланчи. Страсти в Москве накалялись.

Милославские быстро сообразили, как воспользоваться горючим материалом в своих интересах. В стрелецких слободах появились слухи, что Нарышкины не только отравили царя Федора, но и задумали извести царевича Ивана, что Петр вовсе не сын Алексея Тишайшего, а плод блуда царицы, ее брат Иван Нарышкин намеревается стать царем, одевал царские одежды, садился на трон и примеривал венец; новая власть намерена в ближайшее время усмирить стрельцов самыми крутыми мерами, окончательно лишить привилегий, покончить с их самоуправством и вольностями, перевести стрелецкие полки подальше от столицы… Слухи подкреплялись раздачей денег и щедрыми обещаниями.

Как манны небесной ждала Наталья Кирилловна Артамона Матвеева. Приготовились к встрече и Милославские. Чтобы усыпить бдительность Матвеева, делегация стрельцов встретила его хлебом-солью. Влиятельные бояре с самых разных сторон оказывали ему знаки уважения и признания, как будущему фактического правителю государства российского.

Артамон Сергеевич Матвеев – личность удивительная, один из первых русских людей, кто живо интересовался достижениями западного мира в то время, когда все заграничное воспринималось в московском государстве как крайне враждебное и вредное влияние погрязших в ереси католиков и протестантов. Одно то, что он был женат на шотландке, не укладывалось ни в какие русские средневековые рамки. Обставленный по-европейски дом Матвеева, вероятно, был первым русским светским салоном, где собирались самые просвещенные люди того времени. Широко образованный, владеющий несколькими иностранными языками, в том числе греческим и латинским, он собрал обширную библиотеку и немало положил трудов в деле распространения в средневековой Московии европейской культуры и науки, уделяя особое внимание медицине, истории, книгоизданию, театру. Искусный дипломат, царедворец и воин, Матвеев в свое время командовал стрелецким войском, потому хорошо знал забродившую среду. Нарышкины и их сторонники надеялись, что он укротит стрельцов, а потом станет наставником и руководителем юного Петра. Однако, партия Милославских не дремала. К перевороту все было готово, осталось только поднести запал к пороху.

15 мая 1682 года по стрелецким кварталам проскакали всадники, на ходу выкрикивая страшную весть: «Нарышкины задушили царевича Ивана!». Стрельцы ударили в набат и со всех сторон, в полном вооружении, побежали в Кремль, чтобы покарать ненавистных бояр. Приказ запереть кремлевские ворота запоздал. Опрокинув караульные посты, убивая по пути боярских холопов, толпа разъяренных стрельцов ворвалась в Кремль. Повсюду раздавались их вопли: «Царевич Иван убит! Смерть Нарышкинам! Требуем выдачи душегубов, иначе всех предадим смерти!».

В Грановитой палате только что закончилось заседание Думы. Заслышав бушевание толпы, большая часть думских бояр в ужасе заметалась, попряталась по самым отдаленным углам дворца. Чтобы развеять ложный слух и успокоить беснующихся стрельцов, Матвеев, сохраняя полное самообладание, посоветовал Наталье Кирилловне вывести обоих царевичей на Красное крыльцо.

Появление живого и невредимого Ивана охладило пыл стрельцов. Самые проворные из них подставили к крыльцу лестницу, вскарабкались прямо к царевичу. Убедившись, что здесь нет подмены, и Иван ни на кого не имеет злобы и ни на что не жалуется, взбунтовавшееся войско окончательно притихло. За царевичами и царицей стояли патриарх Иоаким, Артамон Матвеев, начальник Стрелецкого приказа Михаил Долгорукий и несколько других знатных бояр. Матвеев сошел с крыльца и обратился к стрельцам с дружеской речью, напомнил им одержанные вместе с ними славные победы на поле брани, напомнил о данной всенародно выбранному царю Петру присяге. Казалось, инцидент исчерпан и можно было ожидать, что стрельцы разойдутся по домам, но тут в толпе раздались крики: «Пусть младший брат отдаст корону старшему, не дадим в обиду Ивана! Нарышкины и Матвеев отравили царя Федора, смерть им! Царицу Наталью – в монастырь!» Стрельцов вновь охватила ярость, многие из них напились водки для храбрости, доводы рассудка уже никого не могли вразумить, толпа жаждала крови.

Патриарх Иоаким стал уговаривать бунтовщиков утихомириться и разойтись по домам, но его мало кто слушал: среди стрельцов было много раскольников . Видя, что уговоры бесполезны, Михаил Долгорукий пригрозил им виселицей и колом за неповиновение. Эта угроза оказалась последней каплей, переполнившей чашу стрелецкой ненависти.

Охваченные бешенством, несколько человек взбежали на крыльцо, схватили Долгорукого и под вопли толпы «любо! любо!» сбросили его на подставленные стрелецкие копья. Изрубив бердышами тело Долгорукого на куски, стрельцы вцепились в Матвеева. Тщетно Наталья Кирилловна и князь Черкасский пытались защитить его. Царицу бесцеремонно отпихнули, князя избили, после чего Матвеева сбросили на пики вслед за Долгоруким и также раскромсали тело. Под ликующие вопли мятежников Наталья Кирилловна в ужасе увлекла царевичей во внутренние покои Кремля. Во время этой жуткой сцены юный Петр не издал ни единого звука, лицо его оставалось бесстрастным, тело неподвижным. Вероятно, потрясение было настолько большим, что десятилетний мальчик находился в полной прострации.

Стрельцы ворвались во дворец, и началась резня согласно заранее составленному списку, в котором значилось более сорока имен. Беготню, треск взломанных дверей, вопли, брань, стоны, причитания и мольбы о пощаде заглушал доносящийся с улицы бой стрелецких барабанов. Стрельцы обыскивали каждый угол, заглядывали в сундуки, вспарывали перины, тыкали копья под кровати… Даже храмы не могли защитить обреченных… Обнаружив очередную жертву, мятежники убивали ее с изощренной жестокостью, некоторых перед смертью жестоко истязали, цинично глумились над трупами. Море ярости и крови выплеснулось на городские улицы. Начались погромы правительственных учреждений, убийства и грабежи богатых горожан, чиновников, случайного люда…

К вечеру на Москву обрушилась буря, казалось, наступает конец света… Оцепив плотным кольцом караулов Кремль и прилегающие к нему районы, стрельцы, чувствуя себя полными хозяевами города, отправились по домам праздновать гибель своих врагов. Но это был еще не конец кровавой драмы… Оставался в живых Иван Нарышкин, брат Натальи Кирилловны, которого стрельцы особенно ненавидели за надменность, заносчивость и любовь к власти.

Явившись в Кремль на следующий день, бунтовщики предъявили ультиматум: или им выдадут братца царицы, или они вырежут всех бояр, которые избежали смерти накануне. Это не было пустой угрозой, все понимали, что после вчерашней резни стрельцам терять нечего. Уцелевшие бояре на коленях умоляли Наталью Кирилловну принести брата в жертву ради спасения многих других жизней, возможно, в том числе ее собственной и юного Петра.

Все это время Иван Нарышкин прятался под грудой матрасов в комнате младшей сестры Петра Натальи. Приняв тяжелое вынужденное решение, царица распорядилась привести брата, который мужественно выслушал решение своей судьбы. Исповедовавшись и причастившись, он спокойно вышел к своим палачам.

Торжествующие стрельцы схватили Нарышкина за волосы, потащили волоком пытать в застенок, требовали признания, что он покушался на жизнь царевича Ивана. Брата царицы подвесили на дыбу, секли кнутом, жгли каленым железом, ломали ребра и суставы, но он так и не признал свою вину. Истерзанного и переломанного его публично подняли на копья, разрубили на куски, вывалили их в грязи и накололи на колья для всеобщего обозрения. Ивану Нарышкину было всего 23 года.

Террор продолжался еще несколько дней. Наталя Кирилловна ухаживала за свалившимся в горячке Петром и трепетала от страха за свое и будущее сына. Уничтожив шестьдесят бояр, бунтовщики взяли паузу и, угрожая дальнейшими расправами, потребовали, чтобы царствовали оба брата, причем Иван, как старший, стал первым царем, а Петр – вторым. Дума и патриарх безропотно подчинились и даже привели положительные примеры двоевластия из истории Спарты, Египта, Византии. Но кто реально будет править страной? Иван слабоумен, Петр – еще ребенок. Стрельцы пожелали, чтобы регентшей стала принцесса Софья. Все ключевые посты в государстве заняли ее сторонники. Наталью Кирилловну с Петром вновь удалили в Преображенское. Оставшихся в живых Нарышкиных и их сторонников сослали, другие бежали из Москвы сами. Победа Милославских была полная. Стрельцы пировали в Кремле, Софья собственноручно обносила их вином из кремлевских погребов.


Кровавые сцены стрелецкого бунта не могли не сказаться на психике юного Петра. Жуткая гибель близких ему людей преследовала его всю жизнь, сказалась на формировании личности – юный царь рос нервным, невыдержанным, беспокойным, впечатлительным мальчиком, склонным к проявлению безудержной ярости и жестокости. Его преследовали ночные кошмары, в минуты гнева лицо сводила гримаса судорог, участились приступы эпилепсии, которой он страдал, вероятно, от рождения.

В Преображенском Петр оказался предоставленным самому себе, не связанный дворцовым церемониалом, мог позволить следовать своим природным наклонностям, что впоследствии составило его яркую индивидуальность. Военные забавы продолжали поглощать все его внимание, появились новые товарищи для игр – худородные сыновья дворовой челяди. Большинство мальчиков любят играть в войну, а маленький царь имеет возможность играть в почти настоящую войну. Очень скоро деревянные сабли и пищали потешная гвардия Петра поменяла на боевое оружие, вплоть до пушек.

Рослый, сильный и выносливый, юный царь интересовался ремеслами, целыми днями пропадал в кузнице. Вид раскаленного железа, россыпь искр завораживали его. Народ дивился чудачествам Петра – не царское это дело махать молотом да палить из пушек в компании с конюхами и холопами.

Петра опекали его дядьки (воспитатели) Борис Голицын и Тихон Стрешнев. Последнего он почитал за отца. Молодому царю симпатизировали, старались быть ему полезными пострадавшие от стрельцов представители знатных фамилий – в первую очередь Долгорукие и Ромодановские. Когда Петру было четырнадцать лет, Яков Долгорукий, заметив его новую страсть к заморским техническим диковинам, рассказал ему о приборе, с помощью которого «можно измерять расстояния, не сходя с места». Петр загорелся, попросил достать ему такой инструмент. Долгорукий, побывавший с дипломатической миссией во Франции, привез царю обещанный подарок – астролябию. Петр тут же попросил показать, как пользоваться столь удивительным прибором. Ни Долгорукий, ни никто другой из окружения молодого царя не имел об этом ни малейшего представления. Положение спас личный врач Петра, немец, который обещал поспрашивать знающих людей в Немецкой слободе, где проживали иностранцы. В следующий свой визит доктор привел с собой голландца Франца Тиммермана, плотника и купца, обладавшего некоторыми знаниями по инженерной части, но Петр ничего не понял из объяснений голландца – он не знал ни арифметики, ни геометрии. До сих пор серьезным образованием Петра никто не занимался, читал он с трудом, писал и того хуже. Со дня знакомства с Тиммерманом в нем пробудилась еще одна могучая страсть на всю жизнь – к знаниям. Голландец не только стал его учителем, но и товарищем, хотя был старше своего ученика почти на тридцать лет. В учебе Петр проявил усердие и блестящие способности. Тиммерман не обладал обширными познаниями, преподавание сводилось к простому изложению основных правил арифметики и геометрии, но его ученик все схватывал на лету, до многих премудростей науки доходил собственным умом. С особенным интересом он выслушал курс по фортификации и строительству крепостей; полученные знания немедленно принялся применять на практике.

В окрестностях Преображенского села вырос целый военный городок – казармы, арсеналы, фортификационные сооружения. На берегу Яузы была возведена крепость Пресбург. Военные игры Петра приобретали все более серьезный характер, росло число потешных солдат, шла закупка оружия. В службу к молодому царю принимались все желающие из окрестных сел Семеновское, Измайлово, Воробьево, не взирая на «породу», лишь бы новобранцы имели охоту к военной науке, были старательны в учении, сообразительны, шустры и исполнительны. Наряду с конюхами и холопами тактику боевых действий постигали отпрыски знатных московских родов – будущий фельдмаршал Михаил Голицын начал военную карьеру барабанщиком, впрочем, как и сам Петр. Командирами «потешных робят» в ратном деле стали преимущественно иностранные офицеры, которые привлекались через Бориса Голицына, имевшего в Немецкой слободе обширные связи. В 1987 году из солдат, обученных по западным образцам, Петр сформировал два батальона, из которых позже выросла русская гвардия – Преображенский и Семеновский полки.

Естественно, все это не могло не беспокоить Софью и находящихся у власти Милославских, хотя внешне они не проявляли особой озабоченности, представляли стрельбу в Преображенском сумасбродным дурачеством. Умная и весьма амбициозная Софья, мечты которой простирались до самого царского венца, не могла не понимать, что батальоны сводного братца могут помешать ее головокружительным планам. Но при всем желании она не могла запретить «потехи» Петра. Он являлся царем, все распоряжения по закупке оружия, обмундирования, комплектованию новобранцев проводились официальными грамотами через Думу и Приказы. Не выполнить требование царя – равносильно смертному приговору. Также Петр пополнял свои арсеналы через посредников в Немецкой слободе в форме подарков от иноземцев, которые вообще не подлежали контролю со стороны правительства.

Решить проблему Петра, на которого работало время, Софья могла только одним способом – устранить подрастающего соперника и самой стать полновластной самодержицей. Брата Ивана, первого царя, власть совершенно не интересовала, больше всего он желал жить частной жизнью в загородной усадьбе. Снова опереться на стрельцов в полной мере регентша уже не могла: многие из них были недовольны ее правлением, другим новый переворот казался слишком рискованным. Попытки осторожно прощупать почву на предмет восшествия на престол оказались удручающими: патриарх Иоаким ответил категорическим отказом, бояре и в кошмарном сне не могли себе представить женщину на московском троне – это совершенно не укладывалось в русские монархические традиции конца XVII века. Но Софье, вкусившей сладость власти, теперь очень трудно было от нее отказаться.

Осматривая Измайловские амбары на предмет всяких ему интересных и полезных вещей, Петр наткнулся на старый подгнивший морской бот, принадлежавший его деду Никите Ивановичу Романову, использовавшийся когда-то для прогулок по Москве-реке. Эта встреча оказалась судьбоносной не только для Петра, но и для всей страны. Он заворожено рассматривал острый киль, изящные обводы бортов, вздернутый нос. Ничего подобного раньше молодой царь не видел. Тиммерман объяснил, что подобные суда используются в военном флоте при больших кораблях для связи, перевозки грузов, разведки берегов, высадке десанта, спасении экипажа при кораблекрушении. Особенно Петра поразило то, что в отличие от поморской ладьи бот способен плавать как по ветру, так и против него. Сильно удивленный, он воспламенился идеей отремонтировать судно, оснастить и лично опробовать все его возможности. Но есть ли сведущие в этом деле люди? Тиммерман знал таких. В Немецкой слободе проживал промышлявший столярным ремеслом голландец Карстен Бранд, который еще при Алексее Тишайшем принимал участие в строительстве первого и единственного русского военного корабля «Орел», сожженного Степаном Разиным на Оке прямо у пирса. Бранд быстро привел бот в порядок, который опробовали на Яузе. Узкая река мало подходила для морских маневров – бот то и дело упирался в ее берега. Местный Просяной пруд тоже оказался недостаточно просторным для нового увлечения молодого царя, охватившее его властно и стремительно, на всю жизнь. Он приказал доставить бот на Переславское (Плещеево) озеро, находящееся в ста двадцати верстах от Москвы. Здесь под руководством Бранда он постиг науку управления парусами и решил построить еще несколько судов.

Наталья Кирилловна тревожилась за своего обожаемого Петрушу: ему шел семнадцатый год, сынуля вымахал ростом без малого в три аршина , а все не угомонится, балуется потехами, словно дитя малое. Надо бы его женить. Остепенится, за ум возьмется. Сыскала и невесту – Евдокию Лопухину, девицу пригожую, ладную, воспитанную по канонам «Домостроя» , рода небогатого, но древнего и весьма многочисленного. Последнее обстоятельство было особенно важным – изрядно порубленный стрельцами клан Нарышкиных нуждался в новых союзниках. Петр входил в зрелые лета, и если Софья добровольно не уступит младшим братьям власть, начнется новая борьба за московский трон.

Петр не стал противиться воле матери, которую очень любил. Свадьба состоялась в конце января 1689 года. Но как только весной сошел снег, он, оставив молодую жену в Преображенском, вновь уехал на Переславское озеро. Корабли интересовали его много больше женщин.

Время от времени Петр обязан был присутствовать на заседаниях Боярской Думы, православных праздниках, принимать участие в торжественных дворцовых церемониях. Он с воодушевлением пел на клиросе в храмах, но терпеть не мог бесконечные и утомительные кремлевские ритуалы, которые по мере возможности старался избегать.

Работы по строительству судов на Переславском озере шли полным ходом. Петр работал с увлечением и азартом, но в середине лета по настоятельной просьбе матери ему пришлось вернуться в Москву для участия в празднике иконы Казанской Божьей Матери. После службы в Успенском соборе полагался крестный ход, в котором принимали участие обычно мужчины. Раньше для Софьи, как соправительницы, делалось исключение. Но на этот раз Петр сказал сестре, чтобы она удалилась. Это был прозрачный намек на то, что молодой царь готов взять управление государством в свои руки. Софья молча проигнорировала слова оперившегося брата, взяла в руки икону Божьей Матери и возглавила торжественное шествие. Петр в бешенстве покинул Кремль.

В еще большей степени его возмутили торжества по случаю возвращения из похода на Крым Василия Голицына , фаворита Софьи. Несмотря на провал военной компании, правительство, сохраняя лицо, объявило ее победой и не скупилось на щедрые награды за сомнительные подвиги. Петр демонстративно отказался участвовать в дешевом фарсе. Когда фаворит в сопровождении соратников прибыл в Преображенское за выражением царской благодарности, молодой царь даже не принял их. Теперь Софья вспыхнула гневом.

Провоцируя конфликт, Петр следовал советам Бориса Голицына и вернувшегося из ссылки Льва Нарышкина, которые решили заявить о правах молодого царя. Самого Петра в это время интересовали только работы на верфи. Будь его воля, он немедленно бы вернулся на Переславское озеро, но теперь было не до строительства кораблей. Обстановка накалялась с каждым днем. Борис Голицын полагал, что жаждущая единоличной власти Софья задумала погубить Петра. Софья опасалась внезапного нападения на Кремль преображенских батальонов. Два враждующих лагеря внимательно следили друг за другом.

Вечером 7 августа в кремлевских палатах находят подметное письмо. В нем сообщалось, что ночью Петр готовится напасть на Кремль, чтобы расправиться с Софьей и царем Иваном. Софья немедленно приняла меры: приказала запереть все ворота, стянула для защиты правительства семьсот стрельцов. Среди них находились и тайные сторонники Петра, которые решили, что Софья решила атаковать Преображенское. Они немедленно поспешили известить царя о смертельной опасности.

Петра разбудили глубокой ночью. Вероятно, в его памяти пронеслись жуткие картины стрелецкого бунта семилетней давности. Молодого царя охватил животный ужас, лицо перекосил нервный тик. В панике он сорвался с кровати, бросился в конюшню, в одной рубашке вскочил на лошадь и скрылся в ближайшем лесу. Гавриил Головкин, постельничий Петра и будущий канцлер империи, нашел своего господина зарывшимся в зарослях кустарника в крайне растерянном и подавленном состоянии. Лихорадочно облачившись в принесенную одежду и сапоги, Петр поскакал в Троице-Сергиев монастырь. Совершенно без сил он добрался туда рано утром. Монахи сняли его с коня, подхватили под руки, уложили в постель. Но спать Петр не мог, то и дело вскакивал, метался из угла в угол. Когда явился настоятель монастыря архимандрит Викентий, он разрыдался, трепещущим голосом попросил о защите и покровительстве. Архимандрит ласково успокоил царя, заверил, что за стенами Троицы он находится в полной безопасности.

Вечером того же дня в монастырь прибыл Борис Голицын. Он сообщил Петру, что к Троице следуют преображенские батальоны, на сторону царя перешел Сухаревский стрелецкий полк, что предвидел подобное развитие событий, располагает планом действий и уверен в благополучном исходе дела. Хладнокровие и уверенность дядьки помогло Петру вернуть самообладание. Нервному, излишне впечатлительному царю, подверженному резкой смене настроения, в будущем пришлось прилагать колоссальные усилия, чтобы воспитать в себе мужество, решительность и отвагу.

Соотношение враждующих сторон на тот момент было семь к трем в пользу Софьи, но Борис Голицын считал, что половину стрельцов и полки иноземного строя можно перетянуть на сторону Петра. Из Троицы в Москву помчались гонцы с царскими грамотами. Царь приказывал всем стрелецким полковникам и выборным стрельцам по десять человек от каждого полка немедленно явиться к нему для решения важного государственного дела. Софья объявила царские грамоты подметными и под страхом смертной казни запретила стрельцам трогаться с места; держала перед ними сильную речь, призывала к верности.

Софья предприняла несколько попыток уговорить брата вернуться в Москву, объяснила, что вызвала стрельцов под стены Кремля для собственного сопровождения на богомолье, предлагала кончить дело миром. Петр не реагировал. Тогда она отправила в Троицу самого авторитетного переговорщика – патриарха Иоакима. Это решение оказалось для нее политической ошибкой: патриарх остался у Петра, выразив ему поддержку.

Стрелецкие полки пребывали в нерешительности и сомнениях – ставкой в распрях царской семьи были их головы. В таком рискованном положении правильный выбор надо делать быстро. В конце августа пять стрелецких полков перешло на сторону Петра, их полковники дали показания, что глава Стрелецкого приказа Федор Шакловитый подбивал их учинить дворцовый переворот с целью посадить Софью на трон. Петр потребовал выдачи Шакловитого для розыска дела о государственном преступлении. Софья ответила категорическим отказом.

Вслед за стрельцами повеление царя явиться под его очи получили и командиры полков иноземного строя. Полковник Патрик Гордон показал царскую грамоту Василию Голицыну, своему непосредственному начальнику, просил его совета, но фаворит Софьи не сказал ничего определенного, был растерян и бездеятелен. Иностранные командиры решили, что будущее за Петром и уже на следующий день целовали руку царя, который каждому поднес чарку водки, в том числе и представленному ему полковнику Францу Лефорту, который в скором времени стал его ближайшим другом и наставником.

Чаша весов политического противостояния стала явно склоняться в сторону Петра. Оставшиеся в Москве стрельцы явились в Кремль и, угрожая Софье бунтом, потребовали выдать царю Федора Шакловитого – он должен был стать их искупительной жертвой, которая утолит гнев царя за невыполнения приказа. Окружавшие Софью бояре упали ей в ноги, заголосили, что все они пропадут, если она не уступит. Горожане, опасаясь новой резни, укрылись за крепкими засовами. Софья в безвыходном отчаянии уступила мятежным стрельцам. Шакловитого доставили в Троицу, где под пытками он признал, что замышлял поджечь Преображенское и в суматохе, под шумок, убить царицу Наталью Кирилловну, но обвинения в подготовке покушения на жизнь царя отрицал. После пяти дней допросов и истязаний его публично казнили с двумя сообщниками, трех других высекли кнутами, подрезали им языки и выслали в Сибирь.

События принимали необратимый характер, спасая свои жизни, сподвижники правительницы покинули ее. Стрельцы в массовом порядке перешли на сторону Петра. Василий Голицын явился в Троицу с повинной. Жизнь фаворита Софьи висела на волоске – Шакловитый дал показания и против него. Благодаря хлопотам двоюродного брата Бориса низложенный фаворит отделался ссылкой. Софья по приказанию царя удалилась в Новодевичий монастырь.

Два месяца спустя после панического бегства из Преображенского Петр торжественно вступил в Москву. Остававшиеся до последнего часа верными Софьи стрельцы в знак покорности и уповая на милость государя, легли вдоль дороги на плахи с воткнутыми топорами. Петр великодушно простил их.

В Кремле его встречал брат Иван, который все это время сохранял нейтралитет. Два царя обнялись. Толпа ликовала и плакала от умиления. Петр всегда очень тепло относился к больному старшему брату.

Глава 2
Молодость царя

Петр стал полновластным царем, но власть его не интересовала. Всеми государственными делами он предоставил заниматься ближнему окружению своей матери – Льву Нарышкину, Борису Голицыну, Тихону Стрешневу, а сам вернулся к прежним увлечениям, к которым добавилась страсть к фейерверкам. Ее вдохновителем стал полковник Патрик Гордон, хорошо знакомый с пиротехникой.

Гордон был старше Петра на тридцать восемь лет, что не помешало его близкому сближению с молодым царем сразу после падения Софьи. Шотландский наемник, он юношей покинул свою родину, многие годы продавал свои услуги немцам, шведам, полякам, пока тридцать лет назад не осел в России. Такой опытный воин заинтересовал Петра, царь нуждался в подобном наставнике – его потехи выходили на новый, более высокий, уровень. Специально для Петра Гордон устроил маневры своего Бутырского полка, вымуштрованного по передовым канонам западной военной науки. Особенно царь восхитился действиями гренадерской роты , впервые созданной Гордоном в русской армии.

Шотландец занялся военным образованием царя. Петр брал у него книги по артиллерии, фортификации, истории и географии, занимался с шотландцем опытами по созданию гранат , совершенствовался в стрельбе из пушек. Гордон обладал не только глубокими познаниями в военном деле, это был многосторонне образованный человек европейского типа. Он вел обширную переписку с зарубежными корреспондентами и был в курсе всех важных политических новостей Западной Европы, выписывал из Англии газеты, книги, карты, инструменты, оружие, научные издания Королевского Общества .

18 февраля 1690 года царица Евдокия родила сына Алексея. На радостях Петр приказал палить из пушек, что было совершенно новым проявлением торжеств, переполошил всю Москву.

По случаю всенародного праздника царь пригласил Гордона в Кремль к торжественному столу. Патриарх Иоаким решительно воспротивился этому, выговорил царю, что негоже иностранцам-еретикам присутствовать при дворе в подобных случаях. Авторитет патриарха был настолько высоким, что Петр не осмелился ослушаться, но на следующий день нанес визит оскорбленному Гордону, обедал с ним за городом и дружески беседовал на обратном пути.

Столицу захлестнули нескончаемые праздники. Застолья и гулянки сопровождались самыми крайними проявлениями ликования русской души – дебошами, драками, насилием, погромами лавок и поголовным бездельем. Пир горой продолжался целый месяц – вплоть до смерти патриарха.

Иоаким завещал русским царям не сближаться с иноверцами, не назначать их на высшие должности, запретить строительство католических и протестантских церквей в Немецкой слободе, снести уже возведенные, ввести смертную казнь для тех, кто склоняет православных христиан к другой вере. Однако Петр был уже достаточно взрослым, чтобы слепо следовать призывам покойного патриарха, его властно влекло к знаниям, которые он мог получить только от иностранцев.

Молодой царь предложил выбрать новым патриархом псковского митрополита Маркелла, отличавшегося либерализмом и широтой взглядов, который много путешествовал, знал латынь, французский и итальянский языки. Наталья Кирилловна и большинство сановников церкви высказались в пользу казанского митрополита Адриана, аргументируя свой выбор тем, что Маркелл владел «варварскими» наречиями, имел бороду недостаточной длины, его кучер сидел на козлах, а не на лошади, как полагается. Петр уступил. Ему хотелось как можно быстрее покончить с избранием нового патриарха и вернуться к прежнему образу жизни.

Полученные от Гордона передовые военные знания он жаждал отработать на практике. Начались регулярные учения максимально приближенные к боевым действиям, с применением всех видов оружия. Сражения проходили настолько ожесточенно, что не обходились без раненых и убитых. Самому Петру однажды сильно обожгло лицо порохом, Гордон был ранен в ногу.

Марсовые «потехи» сменялись нептуновыми. 1 мая 1691 года царь спустил на воду Переславского озера первый построенный корабль – небольшую яхту. Потом со стапелей сошло еще несколько малых судов. С этой флотилии началась морская слава России.

Отдыхать от трудов Петр предпочитал в Немецкой слободе. Это был совершенно отличный от патриархальной Москвы мир, в который ввел молодого царя Патрик Гордон.

Располагавшаяся на реке Яузе, всего в двух верстах от Преображенского, Немецкая слобода представляла собой небольшой западноевропейский городок с прямыми улицами, опрятными, увитыми плющом, кирпичными домами, зелеными аллеями, цветочными клумбами и даже фонтанами – невиданная роскошь по тем временам. Везде царили чистота и образцовый порядок. Контраст с хаотично застроенной деревянной Москвой, пыльной и захламленной, со смердящими сточными канавами, домашними животными, разгуливающими по улицам, – был разительный. Уютные жилища иностранцы обставляли красивой удобной мебелью – штофными креслами, изящными стульями, круглыми столиками на одной ножке, стены украшали зеркала, картины и гравюры, когда как в домах московских обывателей царила убогая простота – скамьи вдоль длинных грубых столов, массивные сундуки по углам и древние закопченные образа.

В Немецкой слободе обитали люди самые разные – от авантюристов и искателей приключений до изгнанных с родины политических эмигрантов и жертв религиозной нетерпимости. Все они приехали в Россию искать лучшей доли. Немцы, голландцы, ливонцы, шведы, швейцарцы, англичане, испанцы, французы, итальянцы… Разные по рождению, языку и вере, они проявляли удивительную лояльность к друг другу, были в Москве лучшими врачами, инженерами, художниками, учителями, негоциантами, ювелирами, офицерами… В слободе иностранцы возвели свои церкви и школы, ставили спектакли, читали романы, музицировали на клавесинах, проводили балы и маскарады, для которых дамы выписывали изысканные туалеты из Лондона, Берлина и Амстердама. В России же общественная жизнь ограничивалась посещением православных храмов и кулачными боями стенка на стенку, общеобразовательных школ вообще не существовало. Связь иностранцев с Европой никогда не прерывалась, они внимательно следили за событиями на родине, большинство из них надеялось рано или поздно вернуться домой.

Но не чистые улицы и цветочные клумбы главным образом влекли сюда Петра – здесь проживало много блестяще образованных людей, доброжелательных, обходительных, легких и интересных в общении. Через Патрика Гордона царь близко познакомился со швейцарцем Францем Лефортом, который стал его самым близким и задушевным другом.

Лефорт оставил отчий дом, когда ему было пятнадцать лет. Учился коммерции во Франции, но мечтал о военной службе, которую начал в Голландии под знаменами Вильгельма III Оранского, отличился в сражениях с французами, не раз рисковал жизнью. Когда война закончилась, Лефорт решил продолжить карьеру в далекой Московии.

Высокий, сильный и красивый, прекрасный наездник, фехтовальщик и стрелок, в том числе из лука, швейцарец привлек внимание Петра не столько знаниями и образованностью, сколько своей личностью. Живой, остроумный, находчивый, открытый, добродушный и жизнерадостный, Лефорт отличался редким обаянием. Замечательный рассказчик и страстный поклонник слабого пола, он более всего ценил в жизни удовольствия, был душою компании, говорил на шести языках, щеголял изысканными манерами и французскими нарядами. Под влиянием нового друга царь заказал себе иноземное платье, парик и шпагу на шитой золотом перевязи, но осмеливался облачаться в «басурманскую» одежду только в Немецкой слободе.

Бывая в доме Лефорта, Петр обратил внимание на слугу швейцарца – Алексашку. Шустрый, исполнительный и сметливый, предугадывающий все желания высокого гостя, он так понравился царю, что Петр взял его к себе на службу денщиком, из которого впоследствии вырос Светлейший князь, герцог, адмирал и фельдмаршал империи Александр Данилович Меншиков.

Лефорт обладал большим талантом устраивать веселые застолья, научил молодого царя пить и курить. Иногда пирушки длились по несколько дней без перерыва, многочисленные гости напивались до упаду, но сам Лефорт всегда оставался на ногах, сохранял здравый рассудок вне зависимости от объема употребленного вина, чем приводил Петра в полное восхищение. На праздники с музыкой, танцами и играми приглашались местные дамы. В отличие от русских женщин, обреченных жить затворницами в теремах за прялкой, скромных, стыдливых, забитых и набожных, иностранки пользовались в достаточной степени независимостью, широтой взглядов, были неплохо образованы, читали романы, музицировали, танцевали с кавалерами, умели вести легкую и непринужденную беседу. Некоторые из них славились небывалой для Москвы свободой нравов, что придавало процессу особую интригу. Русский царь выучился очень понравившемуся ему старинному немецкому танцу «Гросфатер».

На одном из таких праздников Лефорт познакомил Петра с Анной Монс, дочерью виноторговца. Обворожительная немка, веселая, обходительная и желанная, пленила царя. Опыт царя по женской части ограничивался дворовыми девками и женой, к которым он никогда не испытывал ничего, кроме юношеского сексуального любопытства и в области высоких отношений оставался сущим младенцем. Натура страстная и увлекающаяся, Петр влюбился сразу, на полном скаку.

Как всякий настоящий мужчина, он не позволял себе увлекаться женщинами настолько, чтобы забыть о делах. Оставив возлюбленную, Петр начал готовиться к «морскому» походу. Он настолько был поглощен маневрами на Переславском озере, что откровенно пренебрегал своими представительскими функциями в Кремле. В Москве дожидался царской аудиенции персидский посол. Во избежание дипломатического скандала Лев Нарышкин и Борис Голицын лично прибыли на верфь уговаривать царя уважить высокого гостя своим вниманием. Узнав, что посол привез ему в подарок льва и львицу, Петр согласился – он всегда интересовался всем новым и необычным.

У молодого царя начал пробуждаться интерес к международным делам. Он стал внимательно следить за претензиями французского короля Людовика XIV на континентальное господство, против которого объединилась чуть ли не вся Европа. Когда английский флот одержал блестящую победу над французами у мыса Ла-Хог, русский царь праздновал это событие на Переславском озере залпом из пушек своей маленькой флотилии и в порыве воодушевления даже выразил желание принять участие в войне против Людовика на стороне англичан. Через голландского посла Келлера Петр начал переписку с бургомистром Амстердама Николасом Витсеном, в которой обсуждались перспективы развития торговли с Персией и Китаем. Рассказы Лефорта и Якова Долгорукого о богатой и процветающей Голландии производили глубокое впечатление на молодого царя, он очаровался этой удивительной страной, корабли которой бороздили все известные моря и океаны.

Петру становилось тесно на Переславском озере, юношеские забавы отходили в прошлое, ему неудержимо захотелось увидеть настоящее море и большие морские корабли, заглянуть за край горизонта…

Единственный российский морской порт того времени находился на берегу Белого моря – Архангельск. Путь от Москвы далекий и небезопасный. Молодой царь отправился просить у матери дозволения на поездку. Наталья Кирилловна долго упорствовала, но не смогла противостоять настойчивости ее ненаглядного Петруши, благословила в путь поневоле, но взяла с него слово, что не будет ходить по морю, а только посмотрит корабли.

Проводы царя продолжались в Немецкой слободе три дня и три ночи, завершились пушечной пальбой с красочным фейерверком, к которым Москва начала уже привыкать. 4 июля 1693 года царь в сопровождении ближайших друзей и отряда стрельцов отправился в свое первое далекое путешествие. Оно оказалось настоящим приключением и крупным событием в его жизни. До Вологды добрались на лошадях, далее двинулись на баркасах водным путем – по рекам Сухона и Северная Двина. 30 июля государя всея Руси Архангельск встретил пушечным салютом, чем весьма порадовал царя.

Хмурое Белое море потрясло Петра. Земля никогда не казалась ему такой огромной и мощной. Уходящая в неведомые дали необъятная водная стихия наполнила душу царя таким восторгом, какого он еще никогда не испытывал.

Петр с головой окунулся в суету портовой жизнь. С интересом осмотрел стоявшие на рейде английские, немецкие, голландские корабли, наблюдал за их разгрузкой и погрузкой, посетил конторы иностранных купцов, склады, таможню, расспрашивал о торговле. В Европе высоко ценились русские меха, икра, мачтовый лес, пенька, кожи, моржовая кость, мед, воск… Среди иноземных товаров ввозились ткани, металлы и металлические изделия, оружие, стеклянная утварь, краски, бумага, вино, фрукты, соль… Государь с удовольствием принимал приглашения иностранных капитанов отобедать на борту судна, играл с ними в кегли, подолгу беседовал о морских дорогах в Европу. Захаживал и в портовые кабаки, запросто подсаживался к матросам, чтобы отведать в веселой компании заморского вина. Огорчало одно: в единственном русском порту не было ни одного большого русского торгового корабля. В сравнении с иностранными судами поморские лодьи казались детской забавой.

Петр назначил своего друга Федора Апраксина воеводой Архангельска и поручил ему заложить на местной верфи торговый корабль. Еще одно судно царь заказал амстердамскому бургомистру Витсену – фрегат в полном боевом вооружении.

Когда нагруженные товарами купеческие корабли готовились выбирать якоря, Петр, невзирая на данное обещание матери, решил выйти в море с Тиммерманом на небольшой яхте, чтобы проводить их в далекий путь. Царь радовался качке и вольному ветру как ребенок. У границ Двинской губы пошла высокая волна, яхту крепко тряхнуло, стоявшего у штурвала царя окатило фонтаном холодной воды. С трудом Тиммерман убедил Петра повернуть обратно – дальше идти на таком малом судне было слишком опасно. Первое морское плавание, продолжавшееся шесть дней, произвело на царя неизгладимое впечатление – оно даже близко не могло сравниться с его потешными маневрами на Переславском озере. Море и флот стали его главной любовью и судьбой на всю жизнь. Осенью он прибыл в Москву с твердым намерением вернуться в Архангельск следующим летом.

В конце января 1694 года умерла Наталья Кирилловна. Царица угасла быстро, в течение пяти дней. Убитый горем Петр удалился в Преображенское и переживал свою боль в одиночестве, как будет делать всегда, чтобы окружающие не видели его слабость. Сын не присутствовал ни на отпевании, ни на похоронах матери, чем вызвал пересуды, непонимание и осуждение. На могилу Петр пришел спустя несколько дней, один оплакал нежно любимую матушку, после чего отправился в Немецкую слободу, где в кругу друзей быстро оправился от скорби. По своей природе царь не был способен долго предаваться бездействию, отчаянию и печали, что во многом повлияло в будущем как на его жизнь, так и на судьбу страны в целом.

В мае месяце Петр снова отправился в Архангельск, где на стапелях его дожидался построенный Апраксиным корабль «Святой Павел». Царь собственноручно подрубил опоры и под гром пушек спустил его на воду. Петру не терпелось снова выйти в море. На яхте, которую опробовал в прошлом году с Тиммерманом, он отплыл к Соловецким островам.

В пути налетел шторм. Небо распарывали гром и молнии, ливень лил сплошной стеной. Яхта трещала по всем швам, зарывалась носом в бушующее море по самую макушку. Высокие свинцовые волны грозили раздавить кораблик. Крушение казалось неизбежным, мужественно готовясь к смерти, царь и его спутники причастились святых тайн из рук сопровождавшего экспедицию двинского архиепископа Афанасия. Положение спас находившийся на борту поморский кормчий Антип Тимофеев, который умело и хладнокровно довел яхту до Летнего берега и укрыл ее в Унской бухте. По случаю счастливого избавления от гибели Петр собственноручно изготовил деревянный крест и водрузил его на том месте, где ступил на спасительный берег. Вернувшись в Архангельск, царь щедро наградил Антипа Тимофеева.

21 июля на горизонте показались долгожданные паруса заказанного в Голландии фрегата «Святое пророчество». В порту грянули салютом орудия, ударили колокола по всему городу. Петр ликовал, никогда еще он так не радовался ни одному событию в своей жизни. Настоящий военный корабль! Сорок четыре пушки с полным боевым комплектом, прекрасно меблированные каюты, серебряная посуда в офицерской столовой, запас первоклассного продовольствия и бочки французского вина в трюмах. Словно мальчишка царь детально исследовал корабль, дотошно расспрашивал голландских моряков о назначении всех составных частей такелажа, учился лазить по вантам и мачтам, часами просиживал в капитанской каюте над картами и лоциями… На грот-мачте фрегата был впервые поднят русский трехцветный флаг (вариация флага Голландии), который до сих пор является государственным символом России.

Отметив знаменательное событие грандиозным пиром, Петр совершил на новых кораблях еще одно путешествие – до мыса Святой нос на Кольском полуострове, разделяющим моря Белое и Баренцево. В плавании суда садились на мель, теряли ориентировку – команда царя была еще слишком неопытна, но все закончилось благополучно. Насладившись в полной мере опасными приключениями в настоящем морском походе, Петр вернулся в Москву, где приступил к подготовке масштабных маневров на суше.

В конце сентября 1694 года в районе деревни Кожухово начались военные учения, в которых приняли участие двадцать тысяч человек, разделенных на две «армии». Одна штурмовала крепость, другая ее защищала. Использовались все приемы войны – форсирование реки, подкопы, минирование, возведение редутов, преодоление рва, вылазка осажденных, отработка слаженных взаимодействий различных подразделений в бою. Под развернутыми знаменами, грохот пушечных орудий, разрывы гранат, залповые выстрелы, звуки труб и барабанов царь со шпагой наперевес первым бросался в атаку. Осада крепости продолжалась три недели. Когда она пала, потери с обеих сторон составили двадцать четыре человек убитыми и пятьдесят тяжело раненными. Полученные в рукопашных схватках колотые раны никто и не считал. Взятых в плен защитников крепости продержали связанными всю ночь, после чего освободили и пригласили к накрытому столу, за которым царь праздновал викторию.

Крепла дружба Петра с Лефортом, принимавшего самое активное участие во всех делах царя. Государь выделил немалые средства на расширение и отделку его дома в Немецкой слободе, который превратился в роскошный дворец. Особенным великолепием отличался огромный зал с дорогой мебелью, скульптурами, зеркалами и картинами, украшенный персидскими коврами и китайским шелком. Здесь в непринужденной обстановке устраивались шикарные приемы, пиры и танцы до утра. Дом окружал парк со зверинцем, у ворот круглосуточно дежурила охрана.

Петру шел двадцать второй год, потехи уходили в прошлое. Молодой царь мечтал о создании флота и развитии морской торговли. Архангельск мало подходил для этой цели: семь месяцев в году Белое море было сковано льдами, порт находился слишком далеко от экономических центров страны, долгий путь от него в Западную Европу пролегал через суровые северные моря. Каспийское море не имеет выхода в мировой океан. Балтийское контролировалась Швецией, а Черное море являлось внутренним бассейном Османской империи. Чтобы получить к ним доступ, существовал только один способ – война.

По Кардисскому договору Россия находилась со Швецией в состоянии «вечного мира» с 1661 года. На южном направлении была более удобная ситуация для осуществления амбициозных планов царя: в 1686 году Москва присоединилась к Священной лиге , направленной против Османской империи. Союзники России ожидали от Москвы возобновления боевых действий, которые прекратились с падением правительства Софьи. Петр начал готовиться к войне с Турцией за выход к южным морям – Азовскому и Черному.

Летом 1695 года русский полки с донскими и запорожскими казаками атаковали турецкие укрепления в низовьях Дона и Днепра. Главной целью была крепость Азов, располагавшаяся в пятнадцати верстах от Азовского моря на левом берегу Дона. В случае захвата крепости царь планировал сделать ее опорным пунктом для создания флота и поставить под удар Крымское ханство – вассала Турции и давнего врага России.

Турецкая четырехугольная каменная крепость, окруженная высоким земляным валом и рвом с палисадами, имела восьмитысячный гарнизон, численность русской армии составляла тридцать тысяч человек. Петр находился в приподнятом боевом настроении, был самонадеян и не сомневался в успехе военной компании.

Осада Азова началась огнем батарей, которыми командовал сам царь. В крепости возникли пожары, но мощные каменные стены устояли. Петр созвал на военный совет своих генералов – Гордона, Лефорта и Автонома Головина. Каждый из них командовал отдельным корпусом, решения о ходе военной операции принимались коллегиально. Лефорт предложил взять крепость общим решительным штурмом. Гордон возражал: для этого сначала необходимо проломить стены, обеспечить войска штурмовыми лестницами. Царь, которому не терпелось одержать свою первую викторию, поддержал Лефорта. К тому же, не имея боевого опыта, он руководствовался личными симпатиями, а швейцарец был для него самым близким человеком.

Первым на штурм крепости пошел корпус Гордона. Решительным натиском ему удалось захватить вал, но Лефорт и Головин вовремя не поддержали этот успех. Быстрой ответной атакой турки отбросили Гордона, который понес большие потери.

Петр убедился, что без разрушения крепостных стен азовскую твердыню не взять. Военный совет принял решение прорыть подкоп и заложить под них мощные заряды пороха, что было выполнено крайне неудачно: пороховые камеры устроили недостаточно близко к стене, мощный взрыв не только не принес вреда крепости, но и унес десятки жизней русских солдат. Накануне Гордон убеждал царя, что подрыв окажется бесполезным, но тот опять принял сторону Лефорта, который обвинял шотландца в недостаточном желании овладеть крепостью. Соперничество, разногласия и возрастающая неприязнь между генералами вредили общему делу.

Осажденные совершали дерзкие вылазки, в одной из них янычары вырезали более сотни спавших в траншеях после обеда стрельцов, захватили и испортили много пушек. Стрельцы оказались плохими воинами: при контратаках противника не один раз спасались бегством, чем вызвали гнев государя. Похоже, что они годились только для дворцовых переворотов.

Измором взять Азов было невозможно: морем крепость получала для обороны все необходимое. Не имея флота, Петр не мог перерезать морские коммуникации турок и блокировать крепость со всех сторон. В сентябре начались затяжные дожди, траншеи превратились в трясину, русское воинство испытывало недостаток в продовольствии, особенно в соли – тыловая администрация по снабжению войск оказалась совершенно недееспособна, многие поставщики, получив деньги, пустились в бега.

Еще один подкоп принес те же плачевные результаты. Наконец, путем проб и ошибок в одном месте все же удалось обрушить стену. В пролом устремились преображенские батальоны и донские казаки, в крепости завязалась жестокая рукопашная схватка. Но и на этот раз не удалось развить успех: активность одних подразделений сочеталась с нерешительностью и пассивностью других. Штурм захлебнулся в крови. Крепкий турецкий орешек оказался не по зубам молодому царю.

Петр находился в самом мрачном расположении духа. После трехмесячной осады, он отдал приказ отступать к Черкасску. На марше через пустынные степи пришлось отбиваться от внезапных атак крымской кавалерии. Неожиданно наступила ранняя зима, пошел снег, ударили морозы. Солдаты страдали от голода и холода, гибли сотнями. Дорога от Черкасска до Москвы была усеяна трупами погибших в пути людей и лошадей на протяжении восьми сотен верст.

Неудачу под Азовом отчасти компенсировал успех войск под командованием боярина Бориса Петровича Шереметева, который вместе с запорожскими казаками гетмана Мазепы без особого труда захватил слабо защищенное устье Днепра на Черном море. Действия Шереметева и Мазепы носили отвлекающий характер от главной цели в войне с турками – Азова.

В эти тяжелые дни молодой царь впервые проявил удивительную стойкость духа, упорство и целеустремленность в достижении поставленной цели. Поход на Азов он воспринял не как поражение, а как урок, из которого надо сделать выводы о причинах неудачи, устранить их и снова взяться за дело с удвоенной энергией. Уже на пути в Москву Петр жил не прошлым, а будущим.

Хладнокровный анализ провала военной компании показал: крепость надо блокировать не только с суши, но и с моря; для продолжения войны необходимы грамотные военные инженеры, подрывники. И Петр немедленно развивает кипучую деятельность.

Двинский воевода Апраксин получает приказ царя доставить в Москву корабельных плотников, в том числе и иностранных, добром или силою. Дипломатам в Австрии и Бранденбурге (Пруссии) поручено востребовать специалистов по организации взрывных осадных работ; в Англии, Голландии и Венеции – моряков и мастеров по строительству кораблей. Во все уезды страны помчались гонцы с царским указом о мобилизации не только дворян, но и всех желающих, в том числе и холопов, которые, вступив в армию, получали свободу. В дремучих воронежских лесах тысячи местных крестьян начали валить строевой лес.

В конце января 1696 года умер царь Иван. Похоронив брата, Петр выехал в Воронеж, где на созданной в кратчайшие сроки верфи закипела работа по строительству флота. Сам царь с топором в руках трудился рядом со своими подданными в поте лица, не покладая рук. Основную часть флота строили по образцу заказанной в Голландии боевой галеры, которую волоком по льду рек и заснеженным дорогам доставили из Архангельска. Стояла лютая зима. От плохого питания, ужасных условий и непосильного труда согнанные на государеву стройку крестьяне умирали сотнями, на их место пригоняли других. Ради достижения поставленной цели Петр готов был к каким угодно жертвам, не жалел ни себя, ни людей.

Результаты кипучей деятельности молодого царя поразили современников: весной со стапелей верфи в воды Воронежа сошли два фрегата, двадцать две галеры, четыре брандера и тысяча триста стругов . Страна, которая никогда не имела флота, обрела его за одну зиму.

Все это время из Москвы в Воронеж прибывали пополненные старые и вновь сформированные полки. Численность нового войска составила сорок тысяч человек, к которому позже должны были присоединиться двадцать тысяч казаков и три тысячи калмыцкой кавалерии. Учитывая неудачный опыт коллегиального командования прошлой компании, все сухопутные силы Петр подчинил воеводе Алексею Семеновичу Шеину, Гордона назначил его помощником. Лефорт получил должность командующего флотом. О морском деле швейцарец имел весьма смутное представление, но других людей, преданных и хорошо подготовленных, у царя просто не было.

В мае 1696 года русские войска вновь подошли к Азову. Турки настолько были уверены, что надолго отбили у них охоту штурмовать крепость, что даже не засыпали окопы, вырытые ими в прошлом году. Татарская кавалерия пыталась помешать войскам занять прежние позиции, но была отброшена конным дворянским ополчением.

Вечером 19 мая под командой Петра и Лефорта девять галер в сопровождении сорока казачьих чаек вышли в море на рекогносцировку. В виду стоявшей на рейде турецкой эскадры галеры сели на мель. Стащив суда на большую воду, Петр распорядился вернуться в устье Дона. При плохо укомплектованных и необученных командах своих кораблей Петр не решился на рискованное морское сражение с турками в совершенно незнакомых ему водах. Царь был мрачен и подавлен. Блокировать крепость с моря оказалось не так просто, как он себе это представлял.

Проблему решили запорожские казаки: ночью по собственной инициативе на своих легких судах они преодолели мели и внезапно атаковали турецкую эскадру. Один корабль сожгли, два захватили, остальные обратили в бегство. Петр воспрянул духом, немедленно приступил к полной блокаде Азова. Исследовав прибрежные воды, вывел флот в море, приказал построить два форта на обоих берегах устья реки.

Осталось взять крепость с суши. Необходимо было выработать стратегию осады, которая приведет к успеху. На военном совете стрельцы предложили легендарный способ, который киевский князь Владимир Великий применил в X веке при взятии Херсона: возвести земляной вал вровень с крепостью и, подсыпая его в ее сторону, довести до неприступных стен. Возможно, при отсутствии пушек в седые времена подобная идея была новаторской и эффективной, но с тех пор прошло семьсот лет… Тем не менее, военный совет план утвердил. Пятнадцать тысяч солдат с энтузиазмом принялись за работу. Их пыл даже не охладил прицельный огонь турецких крепостных пушек. Несмотря на потери, работы шли успешно.

Через три дня под Азов прибыли австрийские артиллеристы, минеры и военные инженеры во главе с бароном Эрнстом фон Боргсдорфом – крупным специалистом по взятию крепостей. Иноземцы подивились на развернувшиеся масштабные работы, грамотно установили на возведенной возвышенности батареи и ураганным сосредоточенным огнем разрушили угловой бастион крепости. Под прикрытием пушек на штурм бросились запорожские и донские казаки, действовавшие одинаково отважно как на море, так и на суше. Им удалось захватить часть вражеских укреплений и закрепиться на них.

14 июня на горизонте появился спешивший на помощь Азову турецкий флот в составе двадцати трех кораблей. Петр отдал приказ на галеры приготовиться к бою. На этот раз турки уклонились от сражения и ушли обратно в море. Надеясь, что они вернутся, гарнизон крепости продержался еще месяц – до тех пор, пока не закончились боеприпасы и продовольствие. Накануне назначенного на 22 июля штурма, комендант Азова начал переговоры о почетной капитуляции – сохранение жизни солдатам гарнизона, свободный выход из крепости с личным оружием и вещами. Петр принял условия. В качестве трофеев победителям достались сто тридцать шесть пушек.

С размахом отпраздновав свою первую военную победу, царь привлек иноземных инженеров к восстановлению и реконструкции Азова согласно новейшим достижениям фортификационной науки. Сам же занялся поиском более удобной гавани для базирования флота. Таковая оказалась у мыса Таган-Рог. Здесь царь задумал заложить крепость и город, надежно закрепиться на берегу моря, развивать флот и начать дальнейшую борьбу с Османской империей за выход в ближние и дальние моря. Для России конца XVII века – это были невиданные и грандиозные решения.

На пути в Москву Петр посетил Тулу. Согласно легенде, накануне второго азовского похода царь попросил тульского оружейного мастера Никиту Демидова починить немецкий пистолет, который ему очень нравился. Демидов не только выполнил просьбу государя, но и изготовил точную копию того пистолета. Восхищенный искусством мастера, Петр сделала ему государственный заказ на триста ружей по западному образцу. Даже если это исторический анекдот, то весьма типичный, ярко характеризующий методы царя привлечения к делу всех встречающихся на его пути талантливых людей, невзирая на их самое «подлое» происхождение. Как бы там ни было, но в Туле царь действительно посетил оружейные мастерские Демидова и велел выделить ему из казны пять тысяч рублей на развитие отечественного оружейного производства.

30 сентября 1696 года в Москве состоялось триумфальное шествие победоносных войск в духе античных традиций. Растянувшиеся на несколько верст полки входили в столицу через огромную арку, свод которой поддерживали статуи Геркулеса и Марса. Ее фронтон украшали барельеф с изображением сцен военной компании и картина на холсте с посаженным на цепь турецким султаном. Воевода Шеин, Гордон и Лефорт восседали при полном параде в роскошных экипажах, а сам Петр, держа в руках копье, скромно следовал за своими генералами в черном немецком платье и шляпе с белым пером. В честь героев Азова декламировались стихи и гремели пушечные залпы. Солдаты волокли по земле турецкие знамена. Колокольный звон смешивался с боем барабанов, гудели трубы и играли литавры. Москвичи наблюдала процессию молча и озадаченно – впервые военную победу московский царь отмечал не молебнами во главе с патриархом, а совершенно необычным светским праздником. Особенно толпу поражало то, что процессию возглавлял вальяжно расположившийся в царской карете Никита Зотов, пьяница и первый учитель малолетнего Петра. Царь сделал его патриархом шутовского собора, состоящего из наиболее доверенных и близких государю лиц, с которыми Петр обожал эпатировать публику и развлекаться совершенно непотребным и вызывающим для того времени образом. Праздник завершился в Немецкой слободе, где артиллерийским салютом были выбиты все окна.

Необычный образ царя настораживал народ. Многое в его поведении расценивалось как кощунство – возлюбил иноземцев, которые ели траву, называемую салатом, как скотина, бывая на их свадьбах, крестинах и похоронах государь посещал католические храмы и протестантские церкви – немыслимый поступок для православного царя. Все это в глазах набожного народа расценивалось как ересь. Государь отказался играть роль полубога на престоле, уклонялся от участия в православных праздниках, завел крепкую дружбу с Ивашкой Хмельницким , открыто блудил с немкой при законной жене, пародировал и высмеивал религиозные обряды. Вероятно, Петр отдавал себе отчет, что бросает вызов патриархальному обществу, но он привык с раннего детства следовать своей сущности и полагал, что неограниченная власть монарха дает ему на это полное право.

Пассивный ропот народа царя беспокоил меньше всего. Предстояли куда более важные задачи. Взятие Азова – только полдела, турки непременно попытаются вернуть крепость. Следовало не только отстоять завоеванные территории, но и начать борьбу за Керченский пролив, соединяющий Азовское море и Черное.

Сразу после триумфа Петр поставил в известность Боярскую думу в том, что намерен с османами «воевать морем», а поскольку казна не располагает для этого достаточными средствами, государь повелевает создать кумпанства – компании, которые будут заниматься строительством флота. В них объединялись помещики, церковь, горожане – в основном купцы. За уклонение от государева дела вотчина землевладельца отписывалась в казну. Кумпанства обязывались как финансировать царский проект, так и самостоятельно заниматься непосредственно строительством судов – нанимать работных людей, мастеров, валить и доставлять лес. Через полтора года на воду должно быть спущено пятьдесят два корабля. Царская семья бралась построить десять судов.

Но кто будет управлять флотом? Следующий указом Петр посылает в Европу для обучения морскому делу шестьдесят стольников , треть из которых носила княжеские титулы. Молодым отпрыскам самых знатных семей страны предстояло не только научиться «владеть судном» и по возвращении предъявить царю свидетельство о пригодности к службе, но и в обязательном порядке побывать в морском бою. Особая царская милость ждала тех, кто дополнительно освоит кораблестроение. За ослушание монаршей воли предусматривалось лишение всех прав, земель и имущества. Элита была в шоке. Поездка за границу рассматривалась в русском обществе чуть ли не как измена родине, считалось, что православный христианин, наделенный богом истинной верой, обладает для праведной и полноценной жизни всем необходимым, ему нет нужды общаться с иноверцами, тем более учиться у них бесовским знаниям, которые могут поколебать чистоту веры. Но противиться воле царя никто не посмел. Среди «студентов» оказался единственный доброволец – Петр Андреевич Толстой, будущий граф империи, которому на тот момент исполнилось пятьдесят два года. Бывший сторонник Милославских, пребывавший в опале, он горел желанием завоевать расположение государя.

Петру шел двадцать пятый год. В молодом царе проснулся энергичный государственный деятель. Указ следует за указом. Оперативно принимается решение о содержании в Азове постоянного пятитысячного гарнизона. На завоеванный берег с волжских городов переселяются три тысячи семей, двадцать тысяч солдат приступают к строительству нового порта – Таганрога. Молодой царь отчетливо сознавал: для продолжения успешной войны с Турцией, стране необходимы эффективные коммуникации для переброски, обеспечения флота и сухопутных войск. Такими дорогами могла стать сеть рек, если их соединить каналами. Тридцать пять тысяч крестьян были брошены на строительство Волго-Донского канала в районе наибольшего сближения двух рек – между притоком Волги Камышинкой и притоком Дона Иловлей . Среди народа православного ходили толки: нельзя обращать потоки в одну сторону, если Бог уже обратил их в другую. Публичная критика царской воли пресекались кнутом и ссылкой.

Но все это было преамбулой к развернувшейся кипучей деятельности государя: истинное потрясение Боярская дума получила тогда, когда Петр объявил, что сам отправится в путешествие за границу дабы подать личный пример подданным в ученье и заручиться дополнительной поддержкой союзников в борьбе с «басурманскими ордами». Никогда еще московский православный государь не покидал пределов страны. Решение царя было настолько необычным, что не укладывалось в головах современников.

Глава 3
Свидание с Европой

Идея Великого посольства сложилась у Петра не только по официально заявленным причинам и под воздействием смутного понимания давно назревших в стране преобразований. Царем в немалой степени двигало острое любопытство. Он так много слышал о процветании западных стран, их разумном государственном устройстве и диковинных технических изобретениях, что непременно хотел все увидеть собственными глазами, особенно Голландию, в которую влюбился заочно по рассказам иностранцев. Готовилась не просто дипломатическая поездка с познавательной программой, а широкомасштабная акция по изучению зарубежного опыта и обретению передовых знаний, массовая вербовка на русскую службу морских офицеров, сделавших карьеру благодаря собственным талантам, «а не по иным причинам», корабельных мастеров, разных других специалистов, как военных так и гражданских, закупка оружия, материалов для производства вооружений, инструментов, навигационных приборов, судового оборудования, книг, карт, добротного сукна… Вместе с государем готовилось отправиться в путешествие двести пятьдесят человек.

Сборы за границу подходили к концу. Лефорт давал прощальный обед, когда к нему в дом явились два стрельца Стремянного полка и попросили о срочной встрече с царем по делу государственной важности. Петр безотлагательно принял их. Стрельцы сообщили государю, что полковник Иван Циклер плетет среди стрельцов против него заговор. Взбешенный Петр вызвал охрану, приказал немедленно арестовать злоумышленника, пытать и учинить следствие, в котором сам принял участие.

Циклер признал, что вел разговоры о покушении на царя с окольничим Алексеем Соковниным и его зятем Федором Пушкиным, которые были крайне недовольны вводимыми государем новыми порядками, отправкой двух сыновей Соковнина на учебу за границу. Алексей Соковнин, старовер, родной брат знаменитой боярыни Морозовой, воспринял участь своих отпрысков на чужбине как явную погибель. Сам Циклер, переметнувшийся в лагерь Петра во время его противостояния с Софьей в 1689, больше руководствовался личными мотивами: рассчитывая на стремительную карьеру за измену Софье, полковник жестоко обманулся в своих ожиданиях, затаил злобу и обиду. Надеясь избежать смерти, он рассказал и о делах давно минувших дней. Во время правления Софьи Иван Милославский и сама царевна подбивали его и Федора Шакловитого «учинить над государем убийство». Всплыла тень умершего одиннадцать лет назад Ивана Милославского – самого ненавистного врага царя. В гневе Петр был страшен. Он лично разработал процедуру жуткой казни злоумышленников.

Царь приказал вырыть труп Ивана Милославского, доставить на запряженных свиньями санях в Преображенское и установить в открытом гробу под платформой возведенного эшафота. Циклера и Соковнина четвертовали, Пушкину и двум стрельцам-соучастникам просто отрубили головы. Кровь казненных стекала в гроб на истлевшее тело Милославского, объединяя врагов государя в бесчестии. Даже смерть не избавляла их от лютой ненависти и жестокой мести грозного царя. Отсеченные головы развесили на кольях, укрепленных в каменном столбе, порубленные тела сложили у его подножия. Источая тошнотворный запах, они пролежали там несколько месяцев. Подобные ужасающие картины служили красноречивым предупреждением всем противникам воли государя, а таковых было немало.

Потенциальную угрозу царю представляли занимающие влиятельные государственные посты многочисленные родственники его жены – Евдокии Лопухиной. Петр если и имел к ней какие-то чувства как к матери своего сына, всерьез увлекшись Анной Монс, окончательно растерял их. И без того редкие встречи царя и царицы давно прекратились. Евдокия, образцовый продукт затхлого русского терема, бесцветная, инертная и невежественная, была не в состоянии понять интересы и стремления супруга, совершенно не подходила ему – энергичному, порывистому, чувственному, страстному и увлекающимся всем новым. Ее обывательский кругозор и потребности ограничивались толкованием снов, бесконечными молитвами, душеспасительными беседами с блаженными, квашением капусты, выпечкой домашних пирогов, кашами, киселями… Между супругами не было ничего общего. Петр считал Евдокию невыносимо скучной и глупой, от общения с ней он не испытывал ничего, кроме раздражения.

Вероятно, еще перед отъездом за границу царь принял решение расстаться с женой и поручил Тихону Стрешневу склонить ее на добровольное пострижение в монахини – обычная практика того времени для разрыва неудачных браков. Чтобы обезопасить свой трон от возможных враждебных происков плодовитого клана Лопухиных и многих других недовольных его правлением, Петр удалил от двора родственников опостылевшей жены, сосредоточив на время своего отсутствия всю полноту власти в руках ближайших сподвижников, не раз доказавших ему абсолютную преданность – Льва Нарышкина, Тихона Стрешнева, Бориса Голицына, князя Петра Прозоровского и князя Федора Ромодановского, прямого потомка Рюрика. Ромодановский облекался небывалым титулом князя-кесаря и оставался в Кремле за самого царя. Как глава Преображенского приказа он исполнял функции службы безопасности и был весьма колоритной фигурой. «Собою видом как монстра, нравом злой тиран и пьян во все дни» Федор Ромодановский жил роскошным укладом византийского вельможи, его свита состояла их пятисот человек. Князь-кесарь почитал древние нравы и обычаи, слыл радушным и гостеприимным хозяином дома, содержал во дворе ручных медведей, один из которых подносил прибывшим гостям чарку крепкой перцовки. Того, кто отказывался от выпивки, медведь наотмашь бил лапой. Потомок Рюрика отличался крайней честностью, неподкупностью и беспощадностью к врагам государя. Сам Петр не раз упрекал своего злобного цепного пса в излишней жестокости.

В начале марта 1697 года Великое посольство отправилось в путь. Тысяча саней растянулась на две версты. Великими и Полномочными послами царь назначил Лефорта и двух опытных дипломатов – Федора Головина и Прокофия Возницына, сам же государь пожелал сохранять в путешествии инкогнито под именем урядника Петра Михайлова. Такое скромное положение позволяло царю избегать нелюбимые им официальные церемонии, предоставляло время и возможность для учебы, бόльшую свободу передвижения. В состав посольства входили 35 волонтеров, которые, как и царь, ехали в Европу постигать науку. В отличие от ранее отправленных за границу стольников, они имели более скромное происхождение, но превосходили их желанием учиться. Обоз состоял из богатой казны и солидных запасов продовольствия – муки, семги, икры, меда, водки… Несколько десятков саней было нагружено собольими мехами, предназначенными как для подарков, так и для продажи. Посольство сопровождали переводчики, священники, камергеры, врачи, ювелиры, повара, музыканты, пажи, шуты… Для охраны отобрали семьдесят самых высоких и статных солдат Преображенского полка.

Через месяц внушительный посольский кортеж достиг Риги, столицы шведской провинции Лифляндии . Русским гостям оказали прием торжественный, но сдержанный. Шведский губернатор сказался больным и отказался встретиться с высокими послами. На Двине начался ледоход, Петру поневоле пришлось задержаться в городе. Чтобы не пребывать в безделье, он решил осмотреть Ригу. Особенно царя заинтересовала крепость и гавань порта. Петр бесцеремонно осматривал корабли, расспрашивал о численности гарнизона, пытался измерить городской вал и даже набросать чертеж крепости. Такое неприкрытое любопытство показалось шведским часовым весьма подозрительным, угрожая оружием, они принудили долговязого русского урядника удалиться. Царь расценил демарш караула как личное оскорбление. Хотя инкогнито государя внешне соблюдалось, однако с самого начала путешествия ни для кого не было секретом, кто скрывается под именем Петра Михайлова. Когда растаял снег и посольству пришлось менять сани на колесный транспорт, московитов «обидели» и рижские торговцы, ушлые и респектабельные. Воспользовавшись выгодной для себя ситуацией, они навязали совершенно грабительские условия коммерческой сделки.

Неприятные впечатления от Риги рассеялись в Курляндии . Герцог Фридрих Казимир Кеттлер, приятель Лефорта по службе в Голландии, встретил московскую делегацию с распростертыми объятиями. В порту Либава (Лиепая) Петр впервые увидел Балтийское море. Выдавая себя за московского капера, царь обошел все кабаки, познакомился со шкиперами, щедро угощал вином шумные компании моряков. С одним из капитанов Петр Михайлов сошелся настолько близко, что отправился с волонтерами в Пруссию на его корабле, предоставив посольству догонять своего государя сухим путем.

Царь прибыл в Кенигсберг, опередив свое посольство на десять дней, и использовал выигранное время для прохождения артиллерийского курса под руководством главного инженера прусских крепостей подполковника фон Штернфельда, о чем тот засвидетельствовал в официальном документе: «Петр Михайлов в непродолжительное время, как в теории, так и в практике, поразительно для всех оказал такие успехи и приобрел такие знания, что везде за исправного, осторожного, благоискусного, мужественного и бесстрашного огнестрельного мастера и художника признаваем и почитаем быть может». Петр очень гордился полученным аттестатом и впредь считал артиллерию своей воинской специальностью.

Курфюрст герцогства Бранденбург Фридрих III принял русскую миссию с блеском. Кульминацией торжественной встречи стал полуторачасовой фейерверк, создавший в темном небе огнестрельным художеством двуглавого орла с тремя коронами и надпись: «Виват царь и великий князь Петр Алексеевич!».

На официальных приемах великие послы щеголяли в парчовых кафтанах, украшенных жемчугом и драгоценными камнями, пуговицами служили бриллианты. Рядом с ними пропахший порохом государь Московии в форме прусского артиллериста выглядел весьма экстравагантно, что не мешало герцогу оказывать ему царские знаки внимания и не замечать дикие выходки перебравшего венгерского вина высокого гостя. Однажды Петр с показавшегося ему не слишком расторопным церемониймейстера прусского двора сорвал парик и бросил его в угол. В другой раз чуть не довел до обморока придворную даму. Остановив ее громовым окриком: «Хальт!», небрежным движением руки подхватил на ладонь висевшие у нее на корсаже часы, глянул, который час и невозмутимо прошел мимо. Своеобразием и московским колоритом отличался и юмор русского царя. Когда ему рассказали о распространенной в Европе казни посредством колесования, Петр пожелал увидеть этот способ в действии. Однако, в Бранденбурге не оказалось на тот момент преступника, заслуживающего столь страшную кару. Царь удивился такой щепетильности и самым невинным образом предложил казнить кого-нибудь из своей свиты. Озадаченные и шокированные немцы так и не поняли, шутить изволил московский государь или говорил всерьез. Впрочем, биографы Петра I тоже не пришли к единому мнению. Слухи о неадекватном московском царе далекой варварской страны быстро распространялись по городу. Опасаясь за свою безопасность, обыватели в панике разбегались, когда он появлялся на улицах.

Терпимость Фридриха III по отношению к чудаковатому и сумасбродному гостю объяснялась политическими мотивами: курфюрст разрабатывал планы расширения своего герцогства за счет Швеции и Польши, в которых Москве отводилась роль главного союзника. Петр вел с Фридрихом пространные беседы на политические темы, но уклонялся от ответов на вопросы, интересовавшие курфюрста в первую очередь. И тому были причины.

С самого начала путешествия царь бдительно отслеживал ситуацию в Речи Посполитой , которая после смерти Яна Собеского готовилась выбрать нового короля. Претендентов на вакантную корону оказалось около десяти. Разгорелись нешуточные польские страсти, сторонники разных политических партий рубились в сейме на саблях. В итоге яростных дебатов осталось два кандидата – принц Конти, креатура французского короля Людовика XIV, и саксонский курфюрст Август Сильный, за которым стоял Император Священной Римской империи Леопольд I. С приходом к власти в Польше ставленника Версаля Речь Посполитая могла выйти из Священной лиги – Франция в своей борьбе за европейскую гегемонию опиралась на Турцию. Выборы польского короля стали ареной, где пересеклись интересы многих стран. Петр решительно поддержал Августа Сильного, который обещал выполнять прежние обязательства Речи Посполитой. В письме к временному правителю Польши кардиналу Радзиевскому московский царь грозился «повредить вечный мир» с Польшей в случае избрания принца Конти и для подкрепления своих слов приказал сосредоточить на польской границе шестидесятитысячную русскую армию.

Поэтому, пока решался очень важный для Москвы польский вопрос, Петр не считал нужным связывать себя новыми военными союзами, которые в будущем могли оказаться не в интересах его страны, тем более портить отношения с могущественной Швецией из-за Бранденбурга. Но и отказываться от навязываемой Фридрихом III дружбы он тоже не мог: Россия крайне нуждалась в прусских специалистах, свободном проезде и обучении своих людей за рубежом. Несмотря на эксцентричность и отсутствие опыта в международных делах, царь нашел разумный и неординарный выход из сложной ситуации: соглашение о дружбе и торговле заключить на бумаге, а о военной помощи договориться на словах. Свое предложение Петр аргументировал тем, что единственной гарантией соблюдения международных соглашений, как устных, так и письменных, все равно служит лишь совесть государей, и только бог может судить их за нарушение договоров. Курфюрст понял, что большего не добьется и согласился. Как показало время, Петр поступил мудро: в скором времени на польский престол был избран Август Сильный.

Подарив Фридриху III на прощание крупный рубин, царь отбыл в порт Пиллау, чтобы отправиться в Голландию – страну своей мечты. Однако, увлекательное для Петра плавание пришлось прервать из-за появления в водах Балтики французских корсаров. Ему пришлось пристать к берегу и продолжить путешествие посуху. Несомненно, этот неприятный случай дал повод царю поразмышлять в пути о развитии российского военного флота.

Путешествие царя инкогнито не мешало распространяться слухам по всей Европе, кто на самом деле скрывается под именем Петра Михайлова. Проезжая герцогство Брауншвейг-Люнебург (Ганновер), Петр сделал остановку в деревне Коппенбрюгге. Царь расположился в простом крестьянском доме, куда к нему явился камергер ганноверского двора с приглашением на ужин в замок местного курфюрста. Петр, спешивший в Голландию, сначала наотрез отказался, но настойчивый и ловкий камергер сумел уговорить русского царя принять приглашение, пообещав, что ужин пройдет в узком семейном кругу сиятельных особ.

Инициатором встречи с московским царем была София-Шарлотта, дочь ганноверского курфюрста. Наслышанная о диких повадках московского государя, она умирала от любопытства и жаждала познакомиться с ним. Далекую и загадочную Россию немцы воспринимали все равно что Сиам или Абиссинию, варварскую страну за тридевять земель на краю света. София-Шарлотта имела репутацию весьма образованной дамы, покровительницы наук и искусства, была ученицей самого Лейбница . На великосветском ужине присутствовала ее престарелая мать София Ганноверская – внучка английского короля Якова I и три ее сына, старший из которых через семнадцать лет станет английским королем Георгом I, основоположником ганноверской династии британских монархов. Встреча Петра с семьей ганноверского курфюрста могла остаться вне поля зрения историков, если б София-Шарлотта и ее мать не оставили в частных письмах беспристрастные впечатления о его внешности, манерах и интеллекте.

В сопровождении небольшой свиты, не привлекая внимания собравшейся у замка толпы зевак, царь прошел в замок через черный ход и был представлен хозяевам дома со всей учтивостью, полагавшейся его царскому сану. В первые минуты знакомства Петр показался им застенчивым, прикрывал лицо руками, вероятно, стесняясь своего тика на лице, но быстро освоился. «Царь высок ростом, статен, величав и хорош лицом, глаза полны огня и находятся в постоянном движении, как и все его члены; у него редкие волосы, маленькие усы, одет в костюм матроса из красного сукна, украшенного золотыми галунами, на ногах белые чулки и черные башмаки». Петра усадили за стол между женой и дочерью курфюрста. Завязалась беседа. «Царь отвечал всегда умно, к месту и с живостью, был догадлив, весел и остроумен. Мы скоро подружились и сидели за столом очень долго без всякой скуки и все не могли наговориться. Оказав нам честь своим присутствием, Его Величество сделало нам великое удовольствие, он совсем необыкновенный человек, добродушен и благороден сердцем, чувствителен к прелестям красоты при полном отсутствии малейшего желания специально нам понравиться».

Все присутствующие за столом пили превосходное рейнское вино по московскому обычаю – из больших бокалов, стоя и до дна. Когда в обеденный зал вошли придворные, чтобы убрать грязную посуду и сменить блюда, Петр каждого из них собственноручно угостил вином, как и итальянских музыкантов, услаждавших его слух во время приема. На вопрос нравится ли ему музыка, царь ответил утвердительно, но признался, что не питает к ней особенной любви, с самого детства имеет только одну страсть к мореплаванию, сам умеет строить корабли и с гордостью дал потрогать мозоли на своих руках. От пристального внимания Софии-Шарлотты не ускользнуло, что у московского государя грязные ногти, он не слишком опрятно ест, неуверенно пользуется вилкой и не имеет представления о назначении салфеток. «Жаль только, что он не получил хорошего воспитания, оно бы сделало его человеком совершенным, природа ни в чем не отказала ему», – заметила в конце отчета своему корреспонденту ганноверская мальвина.

Светский вечер продолжился танцами. Русские кавалеры приняли дамские корсеты из китового уса за ребра своих партнерш и громко обменивались удивленными замечаниями о жестких костях у немецких дам. София-Шарлотта просила царя показать ей русские танцы. Петр послал за своими музыкантами и во главе великих послов исполнил в танцевальном зале все, на что был способен. «Московские пляски» очень понравились дочери курфюрста, она нашла их лучше польских. «Русские очень подгуляли, но в веселье не забывали учтивости и строгой пристойности. Бал наш продолжался до четырех утра». На прощание царь подарил Софии-Шарлотте четыре соболиные шкуры и три отреза китайского шелка. Гости и хозяева расстались весьма довольные друг другом.

Добравшись до Рейна, Петр снова оставил Великое посольство, нанял несколько лодок и в сопровождении небольшой свиты спустился по реке и каналам до голландского городка Саардам (Заандам). Здесь располагалась судостроительная верфь корабельного мастера Линста Рогге, о ней царь слышал от голландцев еще в России. Прогуливаясь по набережной сразу после своего прибытия, Петр встретил старого знакомого – кузнеца Геррита Киста, трудившегося бок о бок с царем на воронежской верфи. Голландец был поражен невероятной встречей с русским царем в своем родном городе при столь необычных обстоятельствах. Они обнялись словно родные. Петр поселился в небольшом доме Киста, сняв каморку в спартанском духе. И предупредил кузнеца, чтобы никому не раскрывал его истинное лицо.

Купив на следующий день инструменты, царь нанялся работать на верфь мастера Рогге. Одетый в традиционную одежду голландского плотника – красная бархатная куртка, широкие парусиновые штаны и фетровая шляпа – он надеялся остаться неузнанным и научиться всему, чему хотел. Знание голландского языка в пределах морской терминологии избавляло его от постоянного присутствия переводчика на работе. Но не только корабли интересовали царя. В свободное от работы время он посещал местные производства – ветряные мельницы, маслобойни, ткацкие, канатные и парусиновые мануфактуры, лесопилки, кузницы, мастерские по изготовлению часов и навигационных приборов… На бумажной фабрике государь всея Руси взял в руки форму, зачерпнул из чана готовую массу сырья и с первого раза отлил совершенно образцовый лист бумаги. Везде он задавал самые разнообразные вопросы. Его редкая любознательность не уступала тонкой наблюдательности, феноменальной памяти и особому дару схватывать суть вещей на лету. Часто Петр спрашивал о том, что значительно превышало познания специалистов своего дела.

Не осталась в стороне его любопытства и частная жизнь граждан Саардама. Навещая родственников работающих в России голландцев, заглядывая с улицы в окна домов шокированных такой бесцеремонностью обывателей, Петр не мог не заметить насколько их бытовая культура выше, разнообразнее и богаче убогой российской жизни.

Сенсационный слух мгновенно распространился по городу, толпы людей собирались у верфи, чтобы посмотреть, как машет топором русский царь, не давали ему прохода на улицах. Однажды в раздражении от назойливого внимания Петр дал пощечину наиболее близко приблизившемуся к нему обывателю. Какой-то остряк выкрикнул из толпы: «Браво! Марцен пожалован в рыцари!». Кличка «рыцарь» приклеилась к битому царем Марцену пожизненно.

Положение царя в Саардаме стало невыносимым. Купив по случаю ялик, он собрал свои вещи и отбыл по реке Заан в Амстердам, до которого дошел под парусом за три часа. Развитая водная транспортная сеть Голландии восхищала Петра. Его прежние представления об этой стране значительно уступали тому, что он здесь узнал и увидел наяву.

Царь везде успевал – учился, познавал, наносил визиты, бражничал, посещал боксерские поединки, предавался блуду, дивился на показанную ему гигантскую женщину, под горизонтально вытянутой рукой которой он прошел не сгибаясь, позировал известному художнику Готфриду Кнеллеру, ученику великого Рембрандта. По многочисленным свидетельствам современников портрет Петра работы Кнеллера является наиболее достоверным, который полностью совпадает с описанием внешности царя, сделанным в тоже время оперным певцом Филиппо Балатри: «Царь Петр Алексеевич был высокого роста, скорее худощавый, чем полный; волосы густые, короткие, темно-каштанового цвета, глаза большие, черные, с длинными ресницами, рот хорошей формы, но нижняя губа немного испорченная; выражение лица прекрасное, с первого взгляда внушающее уважение. При его большом росте ноги казались очень тонкими…».

После месячного пребывания в Лондоне, царь отправился в Дептфорт – крупнейший центр британского кораблестроения, где приступил к изучению научной теории морской архитектуры под руководством инспектора королевского флота Энтони Дина, который еще в 1666 году первым рассчитал осадку будущего корабля, чем вызвал немалое удивление современников. В Портсмуте Вильгельм III устроил для высокого гостя показательные военно-морские маневры самых мощных и крупных в то время линейных кораблей, вооруженных 80-100 пушками. Петр настолько восхитился слаженными действиями английских эскадр, что по легенде воскликнул: «Если б я не был русским царем, то хотел бы быть английским адмиралом!».

К концу английского вояжа казна Великого посольства оказалась на грани истощения, а впереди было еще запланировано путешествие в Вену и Венецию. Чтобы решить финансовый вопрос, лорд Кармартен, оказавшийся в дополнение к своим многочисленным достоинствам еще и оборотистым дельцом, предложил Петру продать ему монопольное право ввоза табака в Россию. Для царя это было не совсем простое щекотливое дело: курение на родине официально преследовалось не только законом, но и православной церковью. Незадолго до отъезда Великого посольства патриарх Адриан предал анафеме за торговлю «дьявольским зельем» купца, его детей и внуков. И все же Петр, взяв на себя договорные обязательства отменить все ограничения на торговлю табаком в России, заключил выгодную коммерческую сделку и получил двенадцать тысяч фунтов аванса. Полученные деньги позволили царю нанять еще сорок специалистов, в основном мастеров рудных дел, известного кораблестроителя Осипа Ная и инженера Джона Перри, возглавившего по прибытии в Россию строительство Волго-Донского канала. На карманные расходы Петр заработал пятьсот гиней

Штатгальтер – глава правительства страны, провинции.

28

Картузная бумага – грубая, толстая, оберточная бумага, использовавшаяся для изготовления пороховых зарядов.

«Пётр I: добрый или злой гений русской истории?» С таким докладом на филологическом факультете Санкт-Петербургского государственного университета в клубе «Современность сквозь призму литературы» (куратор Георгий Медведев) выступил признанный знаток петровской эпохи доктор исторических наук, профессор Европейского университета Евгений Викторович Анисимов.

В последнее время, в связи с проводимыми реформами, вновь обострился интерес к великому реформатору России Петру I. Действительно ли Пётр государь Великий? И стоило ли прорубать окно в Европу? Какой была бы Россия, если бы не случились реформы Петра?

Оценивая личность и деятельность Петра, все соглашаются, что это был влиятельный исторический деятель. Никто никогда не считал его человеком, бессознательно употребившим власть или же слепо шедшим по случайному пути.

Известный историк С.М.Соловьёв отзывался о Петре в восторженных тонах, приписывая ему все успехи России как во внутренних делах, так и во внешней политике, показал органичность и историческую подготовленность реформ.

Вольтер главной ценностью петровских реформ определяет прогресс, которого русские добились за 50 лет, другие нации не могут этого достигнуть и за 500.

Известный шведский писатель Август Стринберг так охарактеризовал Петра: «Варвар, цивилизовавший свою Россию; он, который строил города, а сам в них жить не хотел…»

«Западники» положительно оценивали петровские реформы, благодаря которым Россия стала великой державой и приобщилась к европейской цивилизации.
«Славянофилы» считали, что только ценой разорения страны, Россия возведена была в ранг европейской державы. Население России в период правления Петра из-за непрестанных войн сократилось до численности 1695 г.

Известный историк Н.М.Карамзин, признавая Петра государем Великим, сурово критикует его за чрезмерное увлечение иностранным. Резкое изменение «старого» быта и национальных традиций, предпринятое императором, не всегда оправдано. В результате русские образованные люди «стали гражданами мира, но перестали быть, в некоторых случаях, гражданами России».

Историк В.О.Ключевский думал, что Пётр делал историю, но не понимал её. Чтобы защитить Отечество от врагов, он опустошил его больше всякого врага… После него государство стало сильнее, а народ — беднее. «Он надеялся только силой навязать народу недостающие ему блага».
«Горе грозило тому, кто хоть тайно, хоть во хмелю задумался бы: „К добру ли ведёт нас царь, и не напрасны ли эти муки, не приведут ли они к мукам злейшим на многие сотни лет?“ Но думать, даже чувствовать что-либо, кроме покорности было воспрещено».

По мнению П.Н.Милюкова, реформы проводились Петром спонтанно, от случая к случаю, под давлением конкретных обстоятельств, без какой-либо логики и плана, были «реформами без реформатора».

Личность Петра I и его реформы крайне противоречивы. Пётр не сделал в стране самого главного: не отменил крепостного права. Временные улучшения в настоящем обрекли Россию на кризис в будущем.

ПРИВЕДУ НАИБОЛЕЕ ИНТЕРЕСНЫЕ МОМЕНТЫ ДИСКУССИИ:

Профессор Анисимов Е.В. считает, что следует рассматривать реформы Петра I с двух сторон. С одной стороны, реформы Петра были исторически неизбежны, поскольку в России был системный кризис, экономическое отставание, не было даже серебра для чеканки денег. Церковный и династический раскол привёл к противостоянию в обществе. Россию преследовали непрерывные военные поражения. Международный престиж России был как никогда низок. Шведы смеялись над русскими послами, требовавшими вернуть по справедливости берега Невы, исконно принадлежавшие русским.

Но, возможно, у России был и другой путь реформирования и развития. Россия второй половины 17-го века это не средневековье. К европейской культуре Россия после Византии приобщилась через польско-украинскую культуру.

Пространство России это её богатство. Плох тот русский царь, который что-либо не присоединил.

Для русского менталитета очень важно сознавать свою принадлежность к великой победоносной нации.

Россия, благодаря Петру, стала вровень с развитыми европейскими державами, обладая грандиозным военным могуществом.
Но ради чего это грандиозное военное могущество?
Северная война стоила 500 тысяч человек из 12 миллионов населения. Но 87% составляли не боевые потери; люди гибли из-за голода и болезней.

До Петра в России не было ни одной мануфактуры. А к концу его правления было более двухсот передовых предприятий. 100% русского железа экспортировалось. В России было самое передовое горное законодательство: кто нашёл руду и будет её разрабатывать, того и земля.

Но при этом уничтожено понятие свободный вольный человек. Все были де-юре «рабы» царя. В одном из Указов было сказано: «Вольных нынче в России нет». 96% рабочих в уральской промышленности были крепостные. 98% заказов шли на оборону. Введена система паспортов.

Благодаря Петру Россия стала империей. А что плохого в империи? Хорошая жизнь, пока не начнётся сепаратизм. Жители империи космополитичны, не дают вырасти национализму. Главное – подданство, а не национальность!

Русская культура стала мировой, благодаря Петру, благодаря империи.
Но в то же время именно с петровских времён идёт принижение русской традиционной культуры, «московской старины».

Однако культура может стать мировой и без империи. Например, Культура Возрождения в Италии.
Ассирийская империя и германский рейх не принёс ничего хорошего.

В русском языке 20 тысяч слов и выражений инородных. Из них 4 тысячи было введено за 25 лет правления Петра. В результате мы стали разговаривать на европейском русском языке.

Понятие свободы личности и интеллигентности пошло от Петра. Но при этом ни одного человека по-настоящему свободного не было. Государственное насилие во всех формах. Полицейское жестокое государство. Прогресс через насилие!

Пётр заставлял священников присягать, что они будут разглашать тайну исповеди, если в ней будет содержаться состав преступления. И русские люди громили русские церкви, потому что это было торжище, контора.

Историк Н.М. Карамзин писал: «Став европейцами, мы перестали быть русскими. Как может народ уважать себя, если унижать его в его прошлом?».

Историк В.О.Ключевский писал: «Грозой и властью Пётр хотел вызвать самодеятельность у рабовладельческого дворянства. Он хотел, чтобы раб, оставаясь рабом, действовал сознательно и свободно».

Существует неверное представление, будто бы до Петра на месте, где стоит Петербург, было чуть ли не пустынное место. В книге «Петербург до Петербурга» хорошо показано, что место здесь было достаточно оживлённое, причём интернациональное. На месте Летнего сада был сад шведского капитана, а на месте Смольного русское село. До Петра 250 кораблей заходили в устье Невы, и шведы этому не мешали.

Сегодня историческая фигура Петра I устраивает всех, все политические течения.
Говорят, в кабинете премьера Владимира Путина висит портрет именно Петра Великого.

Пётр I – опасный пример для подражания.
Пётр убил своего сына – царевича Алексея. Тем самым Пётр пошёл против божественной правды, нарушая моральные ценности.

Есть логика человеческая и логика государственная. Логика государственная почти всегда не совпадает с логикой человеческой.
Государственные приоритеты и ценности не совпадают с общечеловеческими!

Когда человек долго у власти, у него создаётся превратное неадекватное представление о действительности.

Заговора против Петра со стороны царевича Алексея не было. Но многие были против царя.

Майор Глебов стал любовником первой жены Петра I Евдокии Лопухиной, но не признался в этом даже под страшными пытками.

Государство не терпит стойкости человеческой. Старообрядцев тайно душили в Петропавловской крепости и спускали под лёд.

«Русская трагедия идёт на фоне европейских декораций».

В России всегда некогда. Петровский флот гнил в пресной воде Петербурга, потому что не было времени просушить брёвна для строительства кораблей.

Исторические мифы заказывают политики. Миф о плохой России до Петра идёт от самого Петра, как оправдание проводимых им реформ.

История не точная наука. Не надо доверять источникам, ведь источники пишут люди.

Сейчас есть свобода исторических исследований. Но идёт целенаправленная кампания, чтобы исторические исследования ввести в определённые рамки с единообразным пониманием истории.

Я ЗАДАЛ ВОПРОС: Существует тайна смерти Петра Великого. Царь умер в результате политического заговора или от собственных болезней?
– Пётр умер от последствий венерических болезней, которыми болел постоянно. У Петра был гарем. Жена Екатерина поставляла Петру девок. Пётр сожительствовал и с Меньшиковым, и с денщиками...!

– Чем Пётр отличается от Сталина и Ивана Грозного?
– Сталин и Грозный не «западники». Общее в том, что в России цены человеку нет; человек это «материал», «лагерная пыль». Но Пётр не был тираном.

Я ЗАДАЛ ВОПРОС: Пётр своими реформами доказал, что единственно возможным путём развития России может быть только западный путь. Каково сегодня соотношение между общемировой тенденцией развития и национальными особенностями?
Профессор Анисимов Е.В. ответил:
– Мы принадлежим к европейской цивилизации. Нужно прекратить бодаться с Западом, иначе нас постигнет судьба Византии.
«Когда ты в Европе, то чувствуешь себя азиатом, а когда в Азии – европейцем».

МОЁ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ О ПЕТРЕ ПЕРВОМ формировалось в детстве по кинофильму «Пётр Первый» с Николаем Симоновым в главной роли. В школе мы изучали роман Алексея Толстого «Пётр Первый». Сам я читал книгу Юрия Германа «Россия молодая».
Пётр казался идеальным правителем – вполне в духе социалистического реализма – строгим, но справедливым, пекущимся больше о благе Отечества, нежели о себе.

Пётр Первый мог бы вслед за Иваном Грозным повторить: «Может я и грешник по делам-то своим, как человек-то я и грешник, но как царь-то я праведен!»

В России всегда побеждала авторитарная власть. Иначе с таким государством было не справиться, неминуем распад на удельные княжества.
Без сильного государства Россия перестанет существовать. В этой стране по одиночке не выжить. Здесь принцип «каждый за себя» самоубийственен. Здесь «спастись можно только вместе» – такова суть Русской Идеи!
История учит, что малейшее ослабление государства российского ведёт к его распаду и разделу страны.

Что важнее: единство государства или права человека? Человек для государства или государство для человека?
В «западной модели» государство служит человеку, уважает права человека. В «восточной модели» государство важнее отдельной личности, которая может заменяться как испорченная шестерёнка.
Россия на 23 азиатская страна, и потому у нас интересы единства государства объективно важнее интересов отдельной личности.

Государственная власть, наверно, как никакая другая, подчиняется необходимости, и только внешне напоминает произвол. Что бы ни говорили, а власть – это прежде всего ответственность, причём за весь народ ответственность!

Допустимо ли для правителей ради сохранения власти преступать законы моральные и человеческие, а также законы юридические (ими же самими установленные)?
Мораль подчинена политике или политика должна подчиняться морали?

Писатель Даниил Гранин в книге «Вечера с Петром Великим», на мой взгляд, несколько идеализирует личность царя-реформатора. На встрече в Книжной лавке писателей я подарил Даниилу Гранину свой роман, в котором один из героев говорит:
«Когда речь идет о сохранении государства, морали нет места. Ради государства любое зло есть добро. Да, гибнут люди. Но что поделать? Лес рубят — щепки летят. Что значат какие-то жертвы, когда на карту поставлена целостность государства! Цель оправдывает средства. Победителей не судят! Если одержана победа, народ забывает средства её достижения. Правителем становится тот, кто не боится переступить через мораль и совесть, кто способен на любые необходимые для государства меры!» (из моего романа-быль «Странник»(мистерия) на сайте Новая Русская Литература

Народный мушкетёр Михаил Боярский в интервью «Царь или Родина?» сказал: «Я рождён в городе Петра Первого, мне симпатично, что именно он является символом Петербурга. Служить ему – да, вот это здорово. Хотя, он был во многом и жесток, но зато – что нам оставил! Были недовольные? Конечно, были. И бороды брили, и головы рубили, и сам Питер, как говорят историки, был построен на костях». (АиФ №38 22-28 сентября 2010 года).

При строительстве Петербурга погибло более 100 тысяч человек!
Можно ли оправдать царя, загубившего многие тысячи жизней для строительства города на болоте, построившего столицу на костях своих подданных!?

P.S. Кто хочет прослушать дискуссию полностью, может скачать аудиофайл по ссылке.